• Авторам
  • Партнерам
  • Студентам
  • Библиотекам
  • Рекламодателям
  • Контакты
  • Язык: English version
9879
Раздел: История
История одного шаманского бубна

История одного шаманского бубна

Этнографическая коллекция Музея истории культуры народов Сибири и Дальнего Востока Института археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск) пополнилась еще одним экспонатом - бубном алтайского шамана Кондрата Танашева.

Личность это была весьма неординарная. Сменив не одну веру, в каждой он побывал служителем культа: ярлыкчи - проповедником бурханизма, православным дьяконом, камом - алтайским шаманом. Великий мистификатор и авантюрист, Танашев, несомненно, был человеком талантливым, артистичным. В 1930 г. судьба привела его в кинематограф. В предгорьях Алтая снимался фильм молодого ленинградского режиссера-авангардиста, обретшего впоследствии мировую известность, Григория Козинцева. Побывав на камлании Танашева, режиссер настолько впечатлился увиденным, что пригласил его в Ленинград и снял эпизод, в котором шаман бьет в бубен. Бубен - это крылатый конь шамана, он поднимает его в небо, спускает в преисподнюю; на его рукояти деревянная голова Ульгеня, верховного божества алтайцев, на внешней стороне модель Вселенной: солнце, звезды, радуга, вертикаль, символизирующая мировое дерево или коновязь.

Оставшись у Григория Михайловича на память о съемках фильма, бубен занял почетное место в его кабинете. И вот, спустя восемьдесят лет он вернулся на сибирскую землю. Сын режиссера А.Г. Козинцев, д.и.н., гл.н.с. Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры) передал его в дар музею, считая, что здесь бубен обретет свое настоящее пристанище, и поведал читателям журнала интереснейшую историю об алтайском шамане, его бубне и о своем отце

Этнографическая коллекция Музея истории культуры народов Сибири и Дальнего Востока Института археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск) пополнилась еще одним экспонатом – бубном алтайского шамана Кондрата Танашева, снимавшегося в фильме Г. М. Козинцева и Л. З. Трауберга «Одна» (1931). Публикация содержит увлекательный рассказ о личности шамана и судьбе его бубна.

Кадры из фильма «Одна» – лечение больной

«Годом великого перелома» назвал Сталин 1929 год. Перелом в жизни страны, перелом в сердцах художников, которые хотели шагать в общих рядах, но при этом оставаться самими собою. «Никогда не было так трудно думать о новом сценарии, как теперь, – написал Григорий Козинцев другу детства Сергею Юткевичу в мае 1929 г. – Очевидно, нужно решительно бороться со своим вредным вкусом и брать вещи, кажущиеся на первый взгляд чужими».

Новое время, новые задачи

В это время создателям группы ФЭКС (Фабрика эксцентрического актера) – отцу и его товарищам по искусству режиссеру Леониду Траубергу и гениальному оператору Андрею Москвину – не исполнилось и тридцати; работавший с ними художник Евгений Еней был постарше. Позади были блистательные 1920-е – эпоха величайшего взлета искусства. «Фэксы» уже успели выпустить семь немых фильмов, некоторые из которых («Шинель», «С.В.Д.», «Новый Вавилон») во всем мире признаны шедеврами, а здесь их ругали за пессимизм – ведь их героями были трагически гибнущие одиночки.

Во время записи музыки для фильма «Одна». В первом ряду слева – Л. Трауберг; во втором – Д. Шостакович, Г. Козинцев, звукооператор И. Волк; в третьем – А. Москвин

И вот – новое время, новые задачи. Группа вместе с артисткой Еленой Кузьминой едет в Усть-Канский аймак Горного Алтая для съемок фильма «Одна». Несмотря на название, фильм должен был показать уже не только одиночество человека в бесчеловечном мире, но и общность людей в борьбе с бесчеловечностью. Музыку к фильму, который был задуман как целиком звуковой, но из-за несовершенства техники получился наполовину немым, написал Дмитрий Шостакович, текст песенки – Николай Заболоцкий. История девушки, которая приехала в глухое алтай

ское село приобщать детей к новому и почти погибает в борьбе со старым, великолепно удалась в трагической части. Что же касается финальной, оптимистической части, опасения отца были не напрасны. Как он потом написал, «последние части фильма совсем не удались. Тема помощи государства была отвлеченной, схематической». Но как бы то ни было этот фильм до сих пор изучают специалисты по киноавангарду, его называют «одним из самых красивых фильмов советского кино». Недавно «Одна» была показана во Франции, Англии и Голландии в сопровождении оркестра, игравшего восстановленную музыку Шостаковича (тогдашняя звукозапись была очень несовершенной).

Е. Кузьмина в роли учительницы (справа) и С. Герасимов (в центре) – председатель сельсовета

В книге «Пространство трагедии» (она вышла в 1973 г. уже после смерти отца) он вспоминает об этой экспедиции. «До урочища в Горном Алтае (судя по всему, речь идет о Ябогане – А. К.) нужно было долго добираться верхом, по узким тропкам. В 1930 г. мы снимали фильм

«Одна». Тогда я познакомился с Кондратом Танашевым. По профессии он был шаман. Дело свое он знал. Работал он на настоящем горючем, не вхолостую: у него была эпилепсия, и он умел уловить, использовать приближение припадка. Кроме того, он был горьким пьяницей.

«По профессии он был шаман»

На моих глазах в темной, дымной юрте он лечил больных детей. Бил колотушкой в бубен, выл, выкрикивал хриплым голосом какие-то заклинания, а потом вскакивал, кружился, притоптывал сапогами. Он обладал хорошим чувством ритма. Ускорения, неожиданные паузы, синкопы – всем этим он умел пользоваться. Большой бубен был сделан по старинным образцам; внутри обода на перекладине помещалась темная деревянная голова бога Ульгеня с железными бровями и носом, медные побрякушки. Танашев то бил по туго натянутой на обод коже резкими ударами, то тряс бубен – гремели побрякушки. К его тулупу были пришиты узкие и длинные тряпки с какой-то высохшей дрянью (лягушки, зверьки) на концах. Когда он кружился, ленты развевались, от движений разгорался очаг, юрта наполнялась дымом, становилось трудно дышать, болели глаза, а шаман убыстрял ритм своих движений, учащал удары колотушкой, все лязгало, бренчало, гремело, слышались гортанные выкрики. И вдруг Танашев падал на землю как скошенный, его тело билось в корчах припадка (настоящего или имитируемого), глаза закатывались, на губах выступала пена.

Мы пришли посмеяться над представлением. Однако нам было не до шуток.

Кадры из фильма «Одна» – лечение больной

Мы привезли Танашева в Ленинград, чтобы снять его в павильоне. Он охотно повторял (и не раз) весь обряд своих заклинаний. Ничего от их силы на экране не осталось. Нужно было ехать пять дней верхом, увидеть у входа в юрту гниющую лошадиную шкуру на шесте (знать, что ее сдирают с еще живой лошади), и нужно было, чтобы дым разъедал глаза, и чтобы больной ребенок лежал в тряпье, а глаза его матери с тревогой и надеждой смотрели на эпилептика и запойного.

Нет, ужас был совсем не в ритуальных ритмах и не в магии заклинаний.

Приобщение Танашева к цивилизации было печальным: он окончательно спился, и, думаю, что по возвращении домой он вряд ли благополучно закончил свою деятельность».

Судьба бубна

Бубен Танашева достался отцу и простоял на почетном месте в его кабинете 80 лет – 43 года до смерти отца и еще 37 лет до смерти моей мамы. Получил ли отец его из сельсовета, подарил ли его сам Кондрат или продал, а вернее сказать, пропил – я не знаю. На общем фоне тех лет такой поступок не выглядел бы слишком уж святотатственно. В 1920-е гг. шаманизм переживал на Алтае расцвет, но после начала коллективизации алтайцы стали дружно отрекаться от старой веры. Перестали приносить в жертву домашних животных и вывешивать их шкуры на шестах (такая шкура с черепом – таелга – служит выразительным символом старого мира в «Одной»). Бубны стали сдавать в сельсоветы, откуда часть из них попала в музеи, а часть была уничтожена.

«КРЫЛАТЫЙ КОНЬ» ШАМАНА ОБРЕЛ ПРИСТАНИЩЕ
Этнографическая коллекция Музея истории культуры народов Сибири и Дальнего Востока Института археологии и этнографии СО РАН (Новосибирск) пополнилась еще одним экспонатом – бубном алтайского шамана Кондрата Танашева.
Этот музыкальный и культовый инструмент хранился в доме известного режиссера Григория Михайловича Козинцева. В 1930 г. он снимал в Горном Алтае свой фильм «Одна», там и познакомился с Танашевым, личностью неординарной, во многом авантюристичной, но, безусловно, талантливой. Режиссер пригласил Кондрата в Ленинград и снял эпизод, в котором шаман бьет в бубен. Да, тот самый. Это крылатый конь шамана. Подгоняя его плетью-колотушкой, шаман совершает путешествие по мирам: поднимается в небо, спускается в преисподнюю. На рукояти бубна – деревянная голова Ульгеня, верховного божества алтайцев, наделяющего людей даром шаманства; на внешней стороне – рисунок: солнце, звезды, радуга, вертикаль, символизирующая мировое дерево или коновязь, – Вселенная в миниатюре.
Оставшись у Григория Михайловича на память о съемках фильма, бубен занял почетное место в его кабинете. И вот, спустя восемьдесят лет он вернулся с берегов Невы на сибирскую землю.
Сын режиссера Александр Григорьевич Козинцев, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамеры) передал его в дар музею, считая, что здесь бубен обретет свое настоящее пристанище

«Посылаю привет и почтение дорогому т. Максиму Григорьевичу Левину, – писал Танашев (да, именно писал!) крупнейшему нашему этнографу и антропологу по возвращении из Ленинграда в мае 1930 г. – Я освободился от экспедиции (орфография и стиль его писем немного подправлены – А. К.)… Путешествие наше прошло благополучно, с успехом. Теперь я нахожуся дома, начал собирать для вас кое-какие тексты... Бубен, который я Вам обещал, сожгли во время перегиба в Усть-Канском аймаке по приказанию предсельсовета… Что поделаешь теперь с такими людями, у нас здесь они много кое-что наделали».

Итак, тот, кто выдавал себя за дикого и невменяемого служителя древнего культа, не только писал письма по-русски, но и имел широкий круг научных знакомств в обеих столицах. В одном из писем (они хранятся в архиве Музея антропологии и этнографии РАН) он осведомляется о здоровье В. Г. Богораза и передает ему привет.

Рисунки Кондрата Танашева. Архив Музея антропологии и этнографии РАН (Санкт-Петербург)

Приврал ли Танашев по своему обыкновению или же речь идет о другом бубне – мне не ведомо. Последняя фраза уклончива, но насчет «перегиба» и «много кое-что наделали» можно не сомневаться. Отметим, кстати, чуткость Танашева к новой фразеологии. Одна из его записок, написанная явно в состоянии тяжелого опьянения, представляет собой почти бессвязный бред, но изобилует штампами вроде «жизнь в нашей дикой стране», «пролетарская кровь», «угнетенный народ всего мира» и т.п. Записка кончается ссылкой – «как говорил т. Потанин и другие старые ученые товарищи, с которыми я вел братскую и т(оварищескую) борьбу темной моей родной страны…».

Как бы то ни было, с опозданием на 80 лет, попал в музей и этот бубен. Кем же был его удивительный обладатель?

«Удивительно паразитный экземпляр»

Танашев – фигура легендарная, о нем имеется множество свидетельств. Встающий за ними облик не совпадает с тем, что рисует отец. Вернее, совпадает лишь в том, что касается пьянства. И хотя о своей эпилепсии Кондрат говорил и этнографам, оговорка отца насчет припадка «истинного или имитируемого» вполне уместна. Другими свидетельствами это не подтверждается, да и Л. П. Потапов – главный наш авторитет по алтайскому шаманству – пишет, что камы вовсе не были припадочными и прекрасно контролировали себя. Кондрат был талантливым мистификатором и незаурядным актером. Он говорил и делал то, что требовала роль, мороча не только моего отца, но и этнографов.

В 1935 г. сотрудница МАЭ РАН Л. Э. Каруновская опубликовала большую статью, посвященную представлениям алтайцев о вселенной. Статья целиком основана на рассказах и рисунках Танашева. С. А. Токарев и Л. П. Потапов – крупнейшие этнографы, собравшие в более поздние годы огромный материал по алтай-скому шаманизму, – утверждают, что материалы эти не заслуживают доверия. Да и для самой Каруновской хитрость Танашева не была секретом. Видимо, она сочла, что, поскольку его сведения во многом совпадают со свидетельствами этнографов прошлого, записать их необходимо. Ее муж, сотрудник Этнографического отдела Русского Музея А.Г. Данилин, работавший на Алтае вместе с нею и собиравший материалы для книги о другой алтайской религии – бурханизме, тоже широко пользовался текстами Танашева, в том числе и автобиографическими.

Рисунок Кондрата Танашева. Архив Музея антропологии и этнографии РАН (Санкт-Петербург)

«В своей автобиографии, – пишет Данилин, – Танашев особенно выявляет одну из отрицательных сторон своей личности: хитрость. Ему было известно, что материалы по бурханизму собираются для печати, поэтому автобиография составлена так, чтобы создалось впечатление: Танашев – почти революционер, во всяком случае – активный помощник советской власти. Однако по проверке факты оказались частью подогнанными и раздутыми, частью вымышленными». Критически осмыслив услышанное, Данилин составил биографию Танашева, которую мы вкратце и изложим.

Кондратий Иванович Танашев родился в 1885 г. в семье алтайца-охотника. Его первое имя – Мерей. Рос в русском окружении, с пяти лет хорошо говорил по-русски. В начале века крестился, при крещении получил имя Кондратий. Самоучкой освоил грамоту. В 1904 г. в Бийске знакомится с Г. Н. Потаниным, который снабжает его нелегальной литературой. В том же году, после расправы властей и русских крестьян с бурханистами, отрекается от православия, переходит в «белую веру» и становится ярлыком – проповедником бурханизма. Он разъезжает по Алтаю, проповедует новую религию, поет песни собственного сочинения и утверждает, будто Бурхан исцелил его от паралича правой руки. Его имя становится широко известно. Его сажают в тюрьму. Выйдя на свободу, он продолжает борьбу с русскими – уже в качестве шаманиста. Слывет «сильным камом». Впрочем, будучи и бурханистом, и шаманистом, Танашев, по словам Данилина, не верил ни в то, ни в другое. Камлание было для него заработком. «Следует отметить чрезвычайную неустойчивость К. И. Танашева, – пишет Данилин, – его честолюбие и вместе с тем безрассудную храбрость» (речь идет о его борьбе с русскими миссионерами). Тем не менее перед Первой мировой войной наш герой снова крестится и даже становится дьяконом.

В 1915 г. Танашева вместе с другими алтайцами угоняют на тыловые работы в Черниговскую губернию. В каторжных условиях люди грузят паровозы углем, но Кондрат не особенно утруждается – он работает десятником и переводчиком у начальства. Пишет за неграмотных письма домой, а те отрабатывают за него «урок». После революции его избирают в рабочие депутаты, он заседает в Петрограде, в Таврическом дворце. По поручению совдепа ездит по городам Европейской России, разыскивая пропавших без вести на тыловых работах. Вернувшись, воюет на стороне красных, потом бежит от них в Монголию, снова возвращается… В 1925 г. он якобы порывает с шаманизмом и сдает свой бубен (этот экземпляр попал в МАЭ РАН). По другой версии, бубен у него отобрал инструктор политпросвета, поскольку Танашев собрался вступать в партию. Кондрат включается в борьбу с безграмотностью, пропагандирует социалистическое строительство, но тайно продолжает заниматься камланием. В 1929 г. он публично отрезает свою косу и заявляет: «Если теперь я буду камлать и народ обманывать, то отрежьте мою голову, как эту косу!» Но и это было обманом.

Кадры из фильма «Одна» – стрижка овец

И вот пути Танашева и моего отца пересекаются. Он едет в Ленинград, где продолжает играть роль шамана в фильме «Одна», но уже в павильоне «Ленфильма». Живет в гостинице, пьянствует, постоянно попадает в милицию. Вернувшись домой, работает в сельхозартели, в мараловодческом совхозе, на золотых приисках, промышляет охотой, потом становится гуртовщиком на Чуйском тракте – перегоняет овец из Монголии на Алтай. Словом, законченный авантюрист, но авантюрист талантливый и неординарный.

«Удивительно паразитный экземпляр, – записывает в полевом дневнике Л. Э. Каруновская. – Говорят, он был столь же активен при белых, как в настоящее время распинается за “советский социализм”, а приди опять белые, был бы и с теми не менее ретив. Дома за него работает семья, 70-летняя мать и столь же преклонных лет отчим с ребятишками, а он разъезжает, пьянствует… Гибкость его поистине поразительная… Дьявольская физиономия с хитрыми неоткрытыми глазами… Как бывшего кама, его боятся – вследствие чего он привык к незаслуженному вниманию и приношениям…». Пройдохой и жуликом называет Танашева и сибирский писатель А. Л. Коптелов, лично его знавший.

Кондрат Танашев. Фото А. Г. Данилина. Архив Музея антропологии и этнографии РАН (Санкт-Петербург)Последнее, что запомнилось Каруновской, когда они с Данилиным уезжали из Ябогана – пьяный Кондрат, размахивающий в их честь красным флагом.

Ни прибавить, ни убавить… Но попробуем все-таки взглянуть на Танашева с иной стороны. Говоря о его личных качествах, не будем забывать, что он вместе со своим народом попал в мясорубку. Горный Алтай был ареной борьбы сразу четырех культур – шаманистской, бурханистской, православной и советской. Как уцелеть в этой круговерти? Да, Танашева всегда выручало приспособленчество. Но ведь люди верили ему как шаману, бурханисты почитали его как проповедника, пели его песни. Обман? Но тогда что означает слово «правда» в применении к религии?

Говоря же об «апокрифичности» его текстов, спросим себя – а как возникает фольклор? Разве только путем механического воспроизведения? Если смотреть на Танашева как на человека народной культуры, то отличие его от рядовых ее представителей – лишь в неординарном таланте и решительности, с которой Танашев, будучи носителем живой традиции, ее видоизменял. Чем же он не творец фольклора? Значит, Каруновская и Данилин были правы, записывая и изучая его тексты. Разве они менее «правдивы», чем, скажем, тексты Калевалы, записанные Лённротом? Рядовые носители традиции лишь воспроизводят ее, а самые талантливые, которых всегда единицы, – меняют и создают.

Своей бесконечной хитростью, изворотливостью, способностью к перевоплощению Танашев напоминал мифологического трикстера, и это еще одна черта, связывающая его с народной и даже архаической культурой. Во время камлания он показывал типично трикстерские фокусы вроде «изрыгания камней» или «глотания» больших колокольчиков, которые на самом деле прятал за пазуху. За всем этим – мировая традиция, уходящая в глубь веков. Народное зрелищное искусство и религиозно, и пародийно; оно не укладывается в схемы, которые создают педантичные ученые. Кстати, это искусство было очень близко творцам киноавангарда. Жаль, что тогда, на Алтае, в 1930 г., эту связь не заметили – ее затмила политика и злоба дня.

Пройдут годы и исследователи, быть может, станут чуть снисходительнее и к творчеству Кондрата Танашева, и к нему самому. А его бубен, занявший достойное место в музее Института археологии и этнографии СО РАН, станет одним из бесчисленных связующих звеньев между культурами прошлого и настоящего.

Литература

Козинцев Г. М. Пространство трагедии // Искусство, Ленинградское отделение. Л., 1973. 236 с.

Каруновская Л.Э. Представления алтайцев о вселенной (материалы к алтайскому шаманству) // Советская этнография. 1935. Вып. 4—5. С. 160—183.

Потапов Л.П. Алтайский шаманизм // Л.: Наука, 1991. С. 302—303.

Токарев С. А. Пережитки родового культа у алтайцев // Труды Института этнографии АН СССР. Нов. сер. 1947. Т. 1. С. 139—158.

Дьяконова В. П. К. Танашев: алтайский ярлыкчи или кам? // Лавровские (среднеазиатско-кавказские) чтения 1996-1997 гг. СПб.: изд-во МАЭ РАН, 1998. С. 132—134.

Понравилось? Поделись с друзьями!

Подпишись на еженедельную e-mail рассылку!