Духи за музейной занавеской

Публикация на основе редакционных материалов, собранных в путешествии по «следам» Второй Камчатской экспедиции (1733—1743 гг.).

Редакция благодарит Государственный музей Природы и Человека (г. Ханты-Мансийск), его директора Л. В. Степанову и других организаторов симпозиума «Три столетия академических исследований Югры: от Миллера до Штейница» (сентябрь 2005 г.) за предоставленную возможность повторить один из маршрутов Великой Северной экспедиции.

При слове «музей» в сознании обычно возникают большие залы с натертыми до блеска полами, обязательные тапочки на входе и холодный блеск ярко освещенных стендов и витрин. Тем разительней контраст – небольшое помещение, воссоздающее интерьер хантыйского дома, а находящиеся в открытой экспозиции экспонаты создают «эффект присутствия», реального проникновения в полузабытую, а для многих и вовсе незнакомую культуру...

За двадцать три года своего существования Шеркальский музей из школьной комнаты краеведения вырос в один из культурных центров села, выйдя за рамки простой выставки. Почти тысяча экспонатов в экспозиции, более тысячи посетителей ежегодно… Это лишь цифры, за которыми стоит многое – и кропотливая работа по сбору, описанию и размещению экспонатов, и уход за ними, и проведение наиболее значимых обрядовых праздников.

Во дворе музея посетителей встречают бревенчатый амбар на высоких резных столбиках и глиняная печь для хлеба. Судя по золе и следам сажи, последняя – не просто экспонат, в ней до сих пор пекут хлеб… Месторасположение печи не случайно: для всех хантов характерно деление дома на мужскую и женскую половины; область, прилегающая к входу – как изнутри, так и снаружи дома, – традиционно считается женской. Естественно, что и «рабочее место» женщины – на ее территории. И делает хлебную печь тоже сама женщина. Она же строит и чувал – некое подобие камина, а точнее – полузакрытый глиняный очаг, который можно увидеть в правом углу музея.

Здесь же – на женской половине – берестяная кухонная утварь, теплая не то чтобы на ощупь, а даже на взгляд. Береза традиционно считается у северных народов священным деревом, а изделия из бересты играют важную роль в обиходе аборигенов Севера. Рисунок на бересте, заложенный в нем смысл и технология его выполнения – отдельная тема. При всей кажущейся простоте орнамент на любой шкатулке – рассказ об окружающем мире, сделанный при помощи символов. Каждый такой берестяной предмет – не просто часть домашней утвари, а маленький памятник культуры, взгляд на мир глазами целого народа и конкретного человека.

Многие музейные экспонаты до сих пор вполне работоспособны – начиная от печки для выпечки хлеба и заканчивая старинным кремниевым ружьем

Самыми красивыми, самыми тонкими рисунками украшаются детские зыбки. В символических рисунках, процарапанных на люльках, – различные обереги, призванные охранять спящего ребенка от злых духов, или, как теперь говорят, – «от негативных влияний». Обычно люлька была одна на весь дом и помнила всех детей в семье. Висит такая зыбка и в Шеркальском музее.

Почти во всю длину комнаты вытянулась лодка-калданка, напоминая об одном из главных хантыйских промыслов – рыболовстве. А вот крапивная сеть, как выясняется, предназначалась совсем не для рыбы. Еще один, более привычный для нас, атрибут охотника – старинное ружье – висит на стене, надежно к ней прикрепленный. Из музейного ружья стреляли вплоть до середины прошлого века, да и сейчас оно находится во вполне рабочем состоянии. Продолжают «работать» и вещи, относящиеся к миру сакрального. Например, к священному ящику, обители семейных духов-покровителей, представители этой семьи приходят до сих пор – как по хорошим, так и по дурным поводам. При этом духу полагается класть в ящик подарки: отрезы тканей, монетки. Священное дерево с привязанными к ветвям ленточками, стоящее у входа в музей, также выполняет свою изначальную функцию – служит проводником между миром людей и миром духов.

Бывая в таких, как принято говорить, «провинциальных» музеях, вместо усталости и переполненности впечатлениями уносишь с собой ощущение, что прикоснулся к сказке или к собственному детству, побывал не в музее, а просто в гостях. И ты возвращаешься домой – «в суету городов и в потоки машин», но возвращаешься чуть-чуть другим. Не узнав, а, скорее, почувствовав, – кто ты и откуда.