• Авторам
  • Партнерам
  • Студентам
  • Библиотекам
  • Рекламодателям
  • Контакты
  • Язык: English version
12651
Раздел: Этнография
Легендарное Нильдинское блюдо

Легендарное Нильдинское блюдо

История этой удивительной находки началась более двадцати лет назад, когда автор вместе с И.Н.Гемуевым, ныне безвременно ушедшим, работали в бассейне Северной Сосьвы, в нижнем течении которой стоит Березово, известное место ссылки А. Меншикова. Здесь по берегам реки в селениях-юртах проживают манси?– небольшой народ, родственный хантам, венграм, эстонцам и финнам. Занимаются охотой и рыболовством, почитают своих богов, приносят жертвы, соблюдают обряды… Приметами их самобытной культуры являются в том числе и святилища, сохранившиеся в глухих уголках сибирской тайги. В одном из таких «храмов под открытым небом» и было обнаружено старинное серебряное, богато украшенное блюдо, ныне хранящееся в фондах музея Института археологии и этнографии СО РАН

Втот жаркий июльский день 1985 г. мы отправились с проводником в путь по крохотной извилистой речке, заваленной стволами упавших деревьев. Это было весьма опасно – разгоняться на моторной лодке, на полной скорости придавливать корпусом дерево, сбрасывать газ, не останавливаясь переваливаться через ствол, затем добавлять газ и лететь до следующего препятствия. Можно было легко пробить днище лодки, разбить или утопить мотор, но, видимо, мансийские боги уже давно ждали нас в гости: бешеная получасовая гонка благополучно закончилась у тропинки, ведущей на высокий берег.

В нескольких минутах ходьбы от берега, на опушке, на двух высоких опорах стоял священный амбарчик, где обитал Полум-торум-пыг («Сын Пелымского бога») – дух-покровитель близлежащего селения Верх­нее Нильдино. В двух метрах от амбарчика стоял стол на четырех ножках, еще дальше – кострище, на кольях которого вырезаны личины лесных духов.

Нильдинское блюдо отлито из серебра и покрыто позолотой, его диаметр составляет 24 см, вес – 1103 г. Лицевая сторона украшена сложной многофигурной композицией: в центре находится изображение крепости (или замка), которую окружают десять всадников. На верхнем ярусе здания видны фигуры трех воинов, в сторожевых башнях – головы еще четырех человек. С верхней части крепости свешиваются тела двух погибших, еще двое лежат у подножия стены. В середине сцены – фигуры семи музыкантов с поднятыми вверх трубами и человек с ящиком на плечах. Над входом в крепость в окне изображена женщина с поднятыми руками. Блюдо относится к продукции ремесленных мастерских Средней Азии. Уже в Сибири или на Урале на его лицевой стороне рядом с фигурами воинов были вырезаны изображения двух лосей (см. прорисовку на стр. 57). Средняя Азия, VIII—начало IX вв. Фото В. Кавелина

Манси приходили сюда несколько раз в год, но главное жертвоприношение происходило зимой, вскоре после Нового года. Лучшей жертвой божеству считался конь. Его привязывали к специальному столбу и клали на спину священное покрывало с изображением Небесного всадника Мир-сусне-хума («Мир озирающего человека»), одного из братьев Пелымского бога. Животное оглушали обухом топора и закалывали. Первую тарелку с сырым мясом и кровью ставили на крылечко амбарчика: считалось, что божество вкушает поднимающийся от пищи пар.

Люди обращались к Полум-торум-пыгу с просьбами об удачном промысле, семейном благополучии, благодарили за покровительство. Затем разделывали тушу животного и варили тут же в громадном котле. После пира оставшееся мясо забирали в поселок. Статус культового места был высоким, и потому женщины сюда не допускались.

…Наш проводник прислонил к крылечку амбарчика лестницу – обычное бревно с зарубками для ног, открыл дверцу. Мы по очереди заглянули внутрь: у задней стены на низком помосте была усажена антропоморф­ная фигура Сына Пелымского бога в черном халате и трех островерхих суконных шапках. На жердочках вдоль помещения висели жертвенные платки; сразу за дверцей мы увидели пачки папирос и чая, спички, жестяную миску с рюмками.

Священный амбарчик, где обитает Полум-торум-пыг («Сын Пелымского бога») – дух-покровитель близлежащего селения Верхнее Нильдино. 1985 г. Фото автора

В сундуке, стоявшем справа от входа, в двух шапках-чехлах, вложенных друг в друга, лежало большое серебряное блюдо, завернутое в платки и специально пошитые одежды с медными пуговицами. По словам проводника, во время жертвенной церемонии блюдо вынимали и за кожаный ремешок подвешивали на ветку дерева.

Манси полагали, что на блюде изображены их боги, включая Полум-торума, Мир-сусне-хума, Духа грома, Водяного царя и их сыновей. Фактически святилище выполняло функции храма под открытым небом, а блюдо – роль главной иконы.

В том же 1985 г. оно было приобретено для музея. Внимательно ознакомиться с замечательной находкой, получившей название «Нильдинское блюдо», удалось уже в Новосибирске.

Священный белый металл

По изображениям на блюде его удалось датировать: оно вышло из ремесленных мастерских Средней Азии в VIII—начале IX вв. Безусловно, для стороннего человека находка столь древней чаши на современном языческом святилище могла показаться странной. Да и для специалистов это было далеко не рядовое событие, хотя и отчасти объяснимое.

Вспомним хотя бы две популярные легенды, связанные с древними обитателями Зауралья и их богами. Одна из них – о «чуди белоглазой», оставившей после себя бронзовые изображения вождей, многочисленные клады золотой и серебряной утвари. Вторая легенда, широко известная в средневековой Западной Европе, – о Золотой Бабе. «За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию... находится большой идол Zlota Baba, что в переводе означает золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей, никто, проходящий поблизости... не минует ее с пустыми руками и без приношений» (М. Меховский, 1517 г.). Как видим, обе легенды связаны с древним металлом.

Слева: И. Н. Гемуев на одном из священных мест манси в предгорьях Урала с проводником В. П. Самбиндаловым. Оз. Турват. 1990 г. Фото автора. В конце XIX в. это место посетил известный путешественник К. Д. Носилов, описавший сокровища, хранившиеся в амбарчике: «На шее идола оказалась целая куча дорогих шелковых платков, в углах которых было столько серебряных старых екатерининских монет, что ими легко можно было наполнить добрую миску… Когда мы сняли с идола шубу, то открыли настоящий клад серебра: оно так и сыпалось из всех дыр старинной материи… Тут старые рубли, тут золото… Вместе с серебром покатились на пол ажурной старинной работы серебряные чашечки, полные монет. Я схватил одну: она была тонкой, нерусской работы, на дне ее были изображены драконы, какие-то чудовищные птицы и звери, что-то знакомое по Египту и Персии…» (Носилов К. Д., 1904). Справа: Нильдинское блюдо в шапке-чехле. Фото В. Кавелина

Север Западной Сибири оказался своеобразной кладовой для восточной серебряной утвари. В VI—VII вв. в Верхнее Прикамье проникли среднеазиатские купцы, которые вывозили с Севера моржовый клык, ловчих птиц и меха. Через Прикамье на рубеже VII—VIII вв. в торговые связи с югом стало втягиваться Приобье. Связи с западом были в это время единственно возможными для Зауралья – на юге, в степях, сложилась неспокойная обстановка, одна кочевая империя сменяла другую. На западе же действовал торговый путь по Волге. Через ответвление этого пути в Прикамье за Урал и проникало основное количество восточного серебра.

Ввиду особой ценности и «священности» белого металла серебряные изделия чаще всего попадали на сибирские языческие святилища, где продолжали свою жизнь в качестве ритуальных атрибутов. С исчезновением или разрушением культовых мест серебро уходило под землю, откуда спустя сотни лет вторично появлялось на свет в составе «кладов».

В Нижнем Приобье таким путем были найдены: серебряное блюдо VI в. с ангелами по сторонам кре­ста; восточно-иранское блюдце XI в. с изображением царя на троне; бутыли XI в. из Тохаристана и Ирана; подносы XI—XII вв. из Малой Азии и Хорезма; полая голова чудовища из Согда VIII в.; хазарский ковш IX в.; византийская чаша XIII в. со сценой вознесения Александра Македонского на грифонах и др. В конце XIX в. на одном из мансийских святилищ в верховьях Северной Сосьвы была описана древняя серебряная фигура слона.

Блюда-двойники

Директор Государственного Эрмитажа М. Б. Пиотровский (справа) в музее Института археологии и этнографии СО РАН. Фото В.  КавелинаИ. Н. Гемуеву достаточно быстро удалось установить, что Нильдинское блюдо является двойником знаменитого Аниковского блюда из собрания Государственного Эрмитажа, найденного в 1909 г. у дер. Больше-Аниковская Чердынского уезда Пермской губернии. Последнее на протяжении многих десятилетий находилось в центре жаркой дискуссии советских и зарубежных исследователей. Спор шел относительно места и времени изготовления уникального экспоната, а также смысла его композиции.

Вначале представители французской школы востоковедов считали блюдо сасанидским, иранским. В 1939 г. А. И. Тереножкин высказал мысль, что блюдо – хорезмийское, т. к. на нем представлен типичный для Хорезма двухэтажный замок VI—VII вв. А. М. Беленицкий (1959) отметил, что архитектура замка на Аниковском блюде была характерна для большинства районов Средней Азии; произведением среднеазиатского искусства считали Аниковское блюдо В. А. Шишкин (1963) и Л. И. Ремпель (1982). Б. И. Маршак (1971) полагал, что блюдо отлито в IX—X вв. в государстве христиан-карлуков Семиречья по слепку с оригинала VIII в.

Композиционный сюжет также трактовали по разному: занятие крепости иранцами и внос священного огня (Sarre, 1923; Reuther, 1938); представление султана своей армии или подавление заговора против султана Санджара в Мерве (Соваже, 1940); шествие и вынос зороастрийского погребального оссуария – урны с прахом (Тереножкин, 1939).

Нильдинское блюдо (справа) является двойником знаменитого Аниковского блюда (слева) из собрания Государственного Эрмитажа, найденного в 1909 г. у дер. Больше-Аниковская Чердынского уезда Пермской губернии. Фото сделано в Эрмитаже (Санкт-Петербург). Прорисовка Нильдинского блюда А. П. Бородовского (внизу)

С. П. Толстов (1948) связал сюжет блюда с комплексом представлений о Сиявуше – умирающем и во¬скресающем боге растительности у народов Средней Азии. Предводитель – это Кей-Хосров, сын Сиявуша, простирающая руки женщина – его мать; два трупа на зубцах башни – убийцы Сиявуша. В целом сюжет рассказывает о победоносном возвращении Кей-Хосрова, его мести убийцам отца и выносе оссуария божественного основателя хорезмийской династии.

Г. А. Пугаченкова (1981) трактовала изображения как осаду и оборону двухэтажного замка, длящуюся день и ночь (их символы – солнце и луна). На крыше первого этажа жрецы выносят реликварий, творя при этом обряд, обращенный к светилам. Жрица-оранта перед входом взывает к милости высших сил. По наблюдениям Н. В. Дьяконовой (1970-е гг.), композиция напоминает переосмысленную «осаду Кушинагары», связанную с борьбой за урну со священным прахом Будды.

Б. И. Маршак в 1971 г. выдвинул версию, что на блюде представлены эпизоды книги Иисуса Навина, видоизмененные в среднеазиатской среде; последовательность эпизодов показана на блюде снизу вверх. Внизу – осада Иерихона и блудница Раав в окне, пробитом в городской стене; выше – вынос Ковчега Завета в сопровождении семи жрецов с «семью рогами юбилейными»; еще выше – взятие ханаанского города и Иисус Навин (справа), остановивший одновременно луну и солнце.

И тут на сцену вышло найденное Нильдинское блюдо, выполненное, кстати, на более высоком уровне, нежели Аниковское. Это позволило считать его оригиналом, по слепку с которого было позже отлито второе.

Священный улов

Если к Аниковскому блюду исследователи заслуженно добавляли эпитет «знаменитое», то Нильдинское в полном смысле оказалось «легендарным».

И. Н. Гемуев с одним из самых известных мансийских шаманов Т. И. Номиным и его женой. 1989 г. Фото автора

Выяснилось, что еще в 1938 г. на Урале в верховьях р. Лозьвы известный этнограф и археолог В. Н. Чернецов записал легенду о серебряном блюде (самому исследователю увидеть его не удалось). С первых страниц текста стало понятно, что речь в легенде идет именно о Нильдинском блюде.

По основной версии предания, когда-то давно нен­цы, жившие в районе современного Салехарда, при неводьбе рыбы выловили серебряную тарелку. Один из рыбаков взял ее домой и повесил на шест в углу чума. На третий день после этого он заболел и умер. Тарелку взял второй человек, но и он умер на третий день. Такая же участь постигла еще пятерых ненцев. За несколько дней смерть унесла семь человек – всех, кто пытался стать владельцем тарелки.

Тогда решили найти сильного шамана и поворожить: узнать, почему умерли люди и что делать дальше. «Народ собрался. Шамана выбирать стали. Между собой хоть и выбирали, ради этого случая в бубен никто не бьет, не соглашаются... Тогда узнали, девушка есть, самый первый шаман… Развели огонь, согрели бубен, девушка петь стала, говорит: «Эта серебряная тарелка очень дорогая. Очень много богов на ней есть. Тапал-торум* на лошади сидит, сын его тоже на лошади сидит. С одной стороны от него Мир-сусне-хум на лошади сидит, а сбоку от него сын Мир-сусне-хума на лошади сидит. Водяной царь старик по середине тарелки из воды поднялся. Плечи и руки из воды только виднеются. Пятый человек тоже есть – Щахэл-торум** тоже на лошади сидит» (жирным шрифтом выделено описание фигур на блюде. – Авт.).

Вопрос о происхождении и времени изготовления Аниковского блюда исследователи во многом решали на основе суждения об архитектуре изображенного на нем здания, которую считали среднеазиатской. При этом в стороне осталась интересная деталь: верхняя часть задней башни замка со стоящими на ней воинами выполнена, вероятно, по эскизу, в основе которого лежит древний ассирийский батальный сюжет.
В 1878 г. при раскопках дворца Салманасара III на холме Балават, неподалеку от развалин Ниневии, найдены бронзовые листы, которыми были оббиты ворота дворца или замка (сейчас они хранятся в Британском музее). Эти листы покрыты рядами изображений и снабжены клинообразными надписями. Несколько эпизодов относятся к походам Салманасара III, направленным против царства Урарту (860 г. до н.э.). На одном листе показано ассирийское войско, направляющееся к вражеской крепости. Крепость, расположенная на горе, осаждена с двух сторон. Внутри крепости видны защитники – лучники и копейщики. Над изображением пояснительная надпись «Город Сугуниа, Арама Урартского».
Какие детали ассирийского сюжета узнаются на Аниковском блюде? Это полукруглые арочки на стене замка; фигуры двух людей, повешенных вниз головами; лучник, стоящий справа на крепостной стене; форма нижних всадников – доходящий до колен пластинчатый доспех; форма мечей. Речь идет не о том, что Аников­ское и Нильдинское блюда могут оказаться значительно старше, а что искусство Средней Азии насыщено более ранними и южными традициями, уходящими своими корнями через Иран в Ассирию. Это является доводом в пользу предположения (Луконин, 1977), что протоиранское искусство целиком основано на образах и композициях искусства Древнего Востока, преимущественно Ассирии и Элама, а также Урарту и Малой Азии

И далее шаманка, глядя на блюдо, словно начинает читать партитуру некоего мифического действия. Оказывается, Дух грома, живший на юге, решил со своими сыновьями спуститься в низовья Оби и порыбачить на территории, принадлежащей Водяному царю. Последнему это не понравилось, и он приказал поймать сыновей Духа грома и наказать их. «Два человека пошли, лодку поймали, перевернули. Обоих человек поймали. Дух грома сверху вниз смотрит, оба его сына пойманы и вниз, в город отнесены. Руки у них связаны, ноги связаны. Сыновей убили, на железную перекладину повесили». Тогда он испугался и отправился к Тапал-торуму просить о помощи, чтобы вместе пойти войной на Водяного царя.

«Тапал-торум сыну своему сказал: “Военных коней наших поймай. Уздечками взнуздай, оседлай”. На улицу вышли, на коней сели, поехали». По пути решили заехать к Мир-сусне-хуму, позвать и его с собой. Приехали, поведали про свою беду. «Мир-сусне-хум сыну сказал: “Сходи на улицу, военных коней наших поймай”. Сын вышел, обоих коней поймал, взнуздал, оседлал. Наружу вышли. На коней сели. Пять конных человек едут вместе.

Однажды Водяной царь дома был. Дом его вдруг шевелиться начал, просто колышется. Из дома выглянул, оказывается враги идут. Пять конных человек. Тогда на поверхность воды поднялся. Молить начал. Когда из дома выходил, Водяной царь семи сыновьям, семи богатырям сказал: “Вы Духу неба говорите. Семь труб наверх выставьте. Враги идут! Я их молить стану, вы Духа неба молите”.

Сам наружу появился, над водой показался. На врагов молит. Руки навстречу протянул. Рот раскрылся. Так-то испугался!

Они тогда смилостивились. Дух неба воевать тоже не допустил… Смилостивились, хоть и отправились ради того, чтобы Водяного царя убить».

Поведав о том, что изображено на блюде, шаманка объяснила и причину, по которой погибли ненцы: «Это блюдо по семи домам носили, тогда семь человек умерло. Зачем в помещение вносили? На березку, туда привязывать надо было.

Эту тарелку в шкуру белого оленя заверните. В Верхне-Нильдинских юртах человек живет. Туда на лодке пусть везут, тот человек возьмет. Место хранения там.

Ненецкая девушка так ворожила; теперь место хранения нашла. Шаманом оно найдено. Теперь в Верхне-Нильдинских юртах хранят».

Его сделали «другие» люди

Поразительно, что сама того не зная, ненецкая шаманка, ворожившая о блюде, оказалась вовлечена в дискуссию советских и иностранных ученых о композиционном сюжете блюда.

Изображенные на нем фигуры были истолкованы ненецкой шаманкой в русле местной мифологической традиции. В фигуре женщины был опознан Водяной царь, молитвенно поднявший руки, семь жрецов с трубами оказались его сыновьями. На верхней части крепостной стены были повешены тела убитых сыновей Духа грома, а в одной из двух групп всадников предстали персонажи мансийской мифологии: Пелымский бог, Мир-сусне-хум, их сыновья и Дух грома. Возможно, что вторая группа всадников на блюде могла быть воспринята манси или ненцами как воины Духа неба, к которому обратился за помощью Водяной царь. Тогда равное количество всадников с обеих сторон не дало разгореться сражению.

Может показаться странным, что ненецкая девушка увидела в фигурах воинов не собственных богов, а мансийских; что опознала в блюде культовый атрибут манси, а не ненцев; что, в конце концов, мансийская легенда повествует о находке блюда другим народом. Объяснить эту странность нелегко, но искать ее нужно в обрядовых традициях манси.

Автор статьи у амбарчика Мис-нэ «Лесной женщины» вместе с его хранителями Аксиньей Степановной и Рудольфом Васильевичем Меровыми. 2007 г. Фото А. БогордаевойКаждая семья, а нередко и члены семьи имели изображения собственных духов-покровителей, которые выполнялись из дерева, кости, ткани, металла, бересты и пр. Изготовление этих фетишей было обусловлено рядом правил. Во-первых, их должен был сделать другой человек. Во-вторых, их необходимо было «выкупить» у изготовителя – будущий владелец обязан был хотя бы символически возместить затраты. При этом имелись в виду не только и не столько издержки материального характера, связанные с производством изображения духа-покровителя, сколько риск наказания со стороны высших сил, которому подвергался изготовитель, сделавший невольную ошибку.

В случае с блюдом, возможно, мы видим отголосок этих правил. Будучи найденным, блюдо считается посланным свыше и должно войти в состав культовой атрибутики с соблюдением процедур, принятых для изготовления новой вещи. Мансийское же предание перекладывает ответственность за находку блюда на ненцев («его сделали другие люди»), косвенно подчеркивая уже свершившийся факт искупительной жертвы – смерть семи человек («блюдо выкупили» у ненцев). Подчеркнута и другая важная деталь: у манси и хантов запрещено хранить внутри жилого пространства дома найденные вещи, отнесенные к разряду священных. Нарушившие этот обычай ненцы расплатились своими жизнями. Гнев богов они вызвали и тем, что пытались узурпировать вещь, предназначенную другим.

Запись предания о блюде была сделана Чернецовым дважды. 22 октября 1938 г. он успел внести в дневник лишь краткие пометки, а полный текст (фрагмент которого приведен выше) записал 4 ноября. Самое интригующее, что согласно первой версии среди выловленной рыбы были обнаружены «семь блюд и все одинаковые». Одно отправили в Верхнее Нильдино, остальные чашы «развезли по другим местам».

С одной стороны, возможно, из этой же группы было и Аниковское блюдо, с другой стороны, слова «все одинаковые», не стоит понимать в прямом смысле – с одинаковыми сюжетами; речь могла идти о равных размерах, форме и других внешних признаках.

Многолетние поиски привели к успеху: в 1999 г. на святилище у хантов было обнаружено очередное «одинаковое» блюдо, выполненное в VIII—IX вв. в ремесленных мастерских Средней Азии. И вновь сюжет прекрасной чаши поверг исследователей в восхищение: в интерьере согдийского дворца в пышных одеяниях и коронах сасанидских шахов были изображены библейские цари Давид и Соломон…

Литература

Бауло А. В. Связь времен и культур (серебряное блюдо из Верхне–Нильдина) // Археология, этнография и антропология Евразии. – 2004. – № 3. – С. 127—136.

Гемуев И. Н. Еще одно серебряное блюдо из Северного Приобья // Изв. СО АН СССР, сер. истории, филологии и философии. – Новосибирск, 1988. – № 3. – Вып. 1. – С. 39—48.

Даркевич В. П. Художественный металл Востока. Произведения восточной торевтики на территории европейской части СССР и Зауралья – М.; Л.: Наука, 1976. – 198 с.

Носилов К. Д. У вогулов. – СПб.: Издание А. С. Суворина, 1904. – 255 с.

* Одно из имен Пелымского бога

** Дух грома у манси

Понравилось? Поделись с друзьями!

Подпишись на еженедельную e-mail рассылку!

#
Д.и.н.
главный научный сотрудник отдела музееведения

Институт археологии и этнографии СО РАН