Странствия под созвездием Скорпиона

 — Вы, похоже, любите скорпионов… — обычно замечают впервые попавшие в мой кабинет, разглядывая прилепленные на стенах вырезки, распечатки и фотографии.

— Изучать люблю, а так — нет, — мог ответить бы я, но американским студентам не понять старомодного импортного юмора.

Серьезно ответить непросто: несомненно, зоолог не может заниматься всеми тварями на свете, каждый из нас специализируется — кто по белым медведям, кто по летучим мышам... Иные группы и виды животных однозначно привлекательны (по крайней мере, пока не подойдешь поближе): панды, черепахи, бабочки, в конце концов. И вдруг — скорпионы, которых и погладить-то нельзя!

Как стать скорпиологом

Но все же, почему именно скорпионы? Ответ прост: «так получилось». В 1968-м, будучи восьмиклассником 130-й школы новосибирского Академгородка, мне впервые довелось разбирать коллекции из каракумских экспедиций Института физиологии. Гигантские жуки-чернотелки, тарантулы в камуфляже песчаного цвета и, главное, янтарно-членистые желтые восьминогие скорпионы, с деликатными клешнями и опасными иглами, пленили воображение.

Еще больше пленяла сама возможность путешествий за пределы родного района и города вообще. Читал я в то время в основном Даррелла; даже написал ему письмо. Самое удивительное, что пришел и ответ – сюрреальный по тем временам – что, к сожалению, все рабочие места в зоопарке острова Джерси заняты. Но ведь оставались еще и отечественные просторы...

Шкурка (кутикула) всех скорпионов в ультрафиолетовом излучении флюоресцирует, светится в зелено-голубом спектре.
С хорошим фонарем крупного скорпиона можно увидеть ночью за 5—10 м

В 1976 году, покинув Академгородок и географическую Россию, я сознательно избрал занятия зоологией в пустынях Средней Азии. Многие из моих друзей не поняли этого шага, да и сам я, конечно, не до конца тогда его понимал. Среди реальных причин подобной «самоссылки» были и «романтика» жизни в пустыне, и стремление делать «настоящую науку» по образцам Даррелла и дореволюционных российских натуралистов...

Так или иначе, но следующие 11 лет жизни я проработал зоологом в заповедниках будущего независимого Туркменистана, в то время захолустной окраины обширной империи, на самой границе с Ираном. Там, в песках и скалах, много раз сталкивался с опасными хвостоколами, собирая их в баночки со спиртом наряду с прочей многочисленной и малоизученной пустынной фауной. Условия были спартанские, но удаленность от начальства давала вожделенную для советского интеллигента свободу. Через наш дом ежегодно проходило не менее сотни исследователей и студентов из Москвы, Ленинграда, Киева, Прибалтики... Несомненно, именно они во многом и делали ту «настоящую науку» моей мечты.

Всего в мире насчитывается около 200 родов скорпионов, объединенных в 12 семейств, причем представители лишь одного из них опасны для человека

Но благословенные дни научной работы безумных энтузиастов в среднеазиатских заповедниках закончились. В 1986-м нелепо погиб мой друг, талантливый ташкентский зоолог Андрей Ненилин, с которым мы только успели подготовить рукопись статьи по географии скорпионов мира (которая увидела свет лишь годы спустя). Через два года наша семья уехала в провинциальную Америку, где я начал преподавать основные биологические науки местному подрастающему компьютерному поколению. Сначала – в Новом Орлеане, последние годы – в шахтерской Западной Вирджинии, в предгорьях Аппалачского хребта. Что же до скорпионов, то, постепенно «пробиваясь» в сознание, они образовали стойкий и уже неотъемлемый компонент бытия.

С волшебным фонарем

В начале 90-х я ездил за скорпионами в Мексику, в прекрасную пустыню на берегу Моря Кортеса (так называют мексиканцы Калифорнийский залив). Моей семье довелось участвовать в нескольких фантастических экспедициях нашего друга Гэри Полиса, знаменитого американского зоолога, трагически погибшего в 2000 году в одной из экспедиций в Море Кортеса. Каждую ночь мы считали скорпионов рода центруроидес, выползавших из щелей в огромных столбовидных кактусах на прогретый черный базальт вулканических островов, извергнутых со дна океана так недавно, что их еще не успела покрыть почва.

Смена декораций: холодная и дождливая весна 2002-го в горах Бабатага, на границе Узбекистана и Таджикистана. Вместе с Сашей Громовым, первооткрывателем псевдохактаса, ищем этого редчайшего скорпиона. Пограничники советуют не ходить в сторону афганской границы, заминированной саперами «на всякий случай». Мы находим этого мелового реликта прямо в русле ручья, где каждый день чабан гоняет из поселка коров – утром вверх по ручью, вечером вниз. Редкие создания сидят прямо на грязи. (До сих пор, фотографируя их под электронным микроскопом, вижу эту липкую бабатагскую грязь).

Весна 2005-го: мы в Балканских горах у шоссе, ведущего на север из Софии, с замечательным зоологом Алекси Поповым, нынешним директором болгарского Национального музея естественной истории. Только что стемнело, мимо проносятся машины. На известняковой скале прямо у дороги, как ни в чем не бывало, в лучах моего «волшебного» фонарика выступают светящиеся созвездия из пяти, восьми, двадцати скорпионов!

Эти и другие эпизоды экспедиций выявляют основной полевой «мотив»: хаотическое ночное брожение возле различных поверхностей (песка, базальта, известняка) со специальным ультрафиолетовым фонарем. Если Набоков привлекал своих ночных летунов на свет лампы, то за нашими зверушками надо ходить наподобие Диогена.

О странностях в еде и любви

«Охота» в местах, где скорпионов много, напоминает сбор ягод в малиннике. Очень скоро их просто некуда класть – кончается тара. Пластиковые мешки или пробирки рассованы по всем карманам и сумкам (вместе зверей помещать нельзя – скушают друг друга), в темноте жонглируешь ультрафиолетовым и обычным фонарями; путается провод от мотоциклетного аккумулятора, питающего фонарь; по ошибке открываешь уже занятую пробирку – сердитое животное бежит по рукаву и шустро с него спрыгивает.

В иных местах улов достигает 100, 150 штук за ночь. Столько и не нужно – для анализа ДНК достаточно нескольких экземпляров, – но попадаются разные виды, да и азарт охотника гонит. Охотиться всю ночь не приходится: к третьему часу ночи земля и скaлы охлаждаются (что в Калифорнии, что в Узбекистане) и скорпионы уползают обратно в норы. Оптимальное время работы – сразу после заката, когда песок и камень еще нагреты и скорпионы во множестве выползают клешнями вперед, сидят и ждут жертву. По-английски такая стратегия добычи еды так и называется: sit-and-wait.

На квадратный метр песчаной пустыни приходится до одной особи скорпиона – больше, чем любых других животных, за исключением насекомых

Численность скорпионов и вправду бывает огромной. По подсчетам Полиса в песчаной пустыне на квадратный метр приходится до одного скорпиона – больше, чем любых других животных (исключая муравьев и термитов), хотя не все они, как установлено мечением и отловом, вылезают на поверхность одновременно. И здесь возникает вопрос: что едят и как размножаются эти полчища в такой скудной экосистеме?

Ну, во-первых, в еде скорпионы неприхотливы и едят все подряд. Точнее, всех подряд, поскольку являются хищниками, да к тому же и «каннибалами». Но едят мало, очень мало – сверчка в месяц им хватает. По­скольку метаболизм у них потрясающе медленный по сравнению с любыми другими животными, то калории из того же сверчка сжигаются чрезвычайно эффективно. Когда не едят и не размножаются – впадают в своего рода каталепсию, жизнь их тогда поистине есть сон.

Как мы их собираем? Только длинным пинцетом, осторожно — за специально для этого «созданный» хвост. Технически, конечно, у скорпионов нет хвоста. Хвост есть у позвоночных, считается он от анального отверстия и несет в себе постанальные позвонки. Поэтому, кстати, неправы те,
кто думает, что змея — сплошной хвост с головой на одном конце. Впрочем, у анатомов есть термин «посткраниум» — все, что идет после головы...
«Хвост» скорпиона (анальное отверстие у которого открывается, кстати, на пятом, предпоследнем, членике, перед ядовитым пузырьком) по-научному называется метасома, но есть для него и замечательное русское слово «заднебрюшье». Как нелепы и как прекрасны на русском эти зоологические термины, все эти ногощупальца, вертлуги и дыхальца у ротоногих и неравнокрылых — технический лексикон специалиста, лежащий далеко за пределами Даля, изобретенный для описания поистине чужеродных тел...
Такие слова выдумывали и творчески переводили с немецкого или латыни десятки ученых-бессребреников, окарикатуренных Булгаковым в профессоре Персикове. Таким был, к примеру, московский зоолог М. Н. Богданов, автор незабываемой книжки «Мирские захребетники» о тараканах, клопах и блохах. Таким был и Н. А. Холодковский, автор учебников по энтомологии и переводчик «Фауста».
Моим же кумиром с детства стал А. А. Бялыницкий-Бируля, одно время директор петербургского Зоологического музея и автор первого (и единственного) тома фауны скорпионов России, вышедшего в трагическом октябре 1917 года. Виднейший скорпиолог тех временв юности плавал полярным зоологом в экспедиции Колчака, за что и попал впоследствии на Соловки. Умер Бируля в 1937 г. в алмаатинской ссылке после лагеря, успев выпустить в серии «Фауна СССР» изумительно написанный томик о фалангах — другом отряде ночных паукообразных, волосатых и агрессивных.
И сейчас еще приходят мне письма из Ирана и Турции с просьбой прислать статьи Бирули по тамошним скорпионам, написанные по-немецки более ста лет назад

Размножаются скорпионы также странно. Все «нормальные» безпозвоночные откладывают яйца. Даже аристократы-пауки, архитекторы шелковых пут, и те примитивно упаковывают оплодотворенные яйца в паутину и приклеивают к тенетам на радость паразитирующим осам. Не то скорпионы: самка носит детенышей-эмбрионов в себе (подчас более года!), и рожает живых, да не одного, а десятка два-три! И потом носит их на спине, пока не подрастут.

Скорпиониха может хранить сперму и рожать порциями без дополнительных оплодотворений. Последние совершаются способом, не свойственным высшим животным: пакет-сперматофор откладывается самцом прямо на землю, затем скромный жених, взяв самку клешнями за клешни, ведет ее к «подарку». Вождение превращается в брачный танец, который может длиться часами. (Впервые его наблюдал у скорпиона лангедокского (иначе – окцитанского) близ Авиньона великий французский энтомолог и писатель Жан-Анри Фабр.)

Порою влюбленные скорпионы размыкают одну клешню и бегают по барханам, держась за одну «руку», как фигуристы извилистыми траекториями, только без всякой музыки. И все это в ночной тьме, лишь в последние 50 лет изредка прерываемой ультрафиолетовыми фонарями зоологов.

Так ли страшен скорпион?

Да, совсем забыл – яд. Всегда забываю. Недавно в Вене мы с Христианом Компошем, зоологом из Граца, беседовали за завтраком об альпийских представителях моего любимого рода эускорпиус – европейских скорпионов особого толка, реликтов на уровне подсемейства, чьи ближайшие родичи обитают в Мексике. Самый мелкий из них (менее 3 см длиной), эускорпиус германус, обитает в долинах австрийских Альп до 2200 м над уровнем моря. Похоже, что в альпийских экосистемах у этого литофила (скалолюба) нет врагов и единственными лимитирующими факторами его распространения являются характер и температура субстрата. Но почему же никто не ест скорпионов? Двое специалистов серьезно обсуждали этот вопрос за венским кофе и булочками, пока наконец не догадались: они же кусаются!

Хотя нет, это неточно: не кусаются, и тем более не жалят. Они колют! В отличие от атаки пчелы, оставляющей жало в теле атакуемого, или от укуса ядовитых жвал (хелицер) паука, стремительный удар скорпиона хвостом вперед поверх головы – классический подкожный укол, как в поликлинике. Мышцы ядовитого пузырька впрыскивают из железы яд – умопомрачительную смесь нескольких десятков (!) различных токсинов.

В отличие от других беспозвоночных скорпионы живородящи.
После рождения детенышей мать носит многочисленное потомство на своей спине, пока они не подрастут

В отличие от гигантских пчелиных или паучиных белковых молекул, токсины скорпионов – небольшие (30—50 аминокислот) олигопептиды, избирательно нацеленные на мембранные каналы, через которые в наши клетки проникают ионы натрия, калия, хлора. Затыкая эти каналы как миниатюрные «пробки», токсины скорпионов препятствуют реполяризации мембран, вызывая паралич на уровне клеток. Яд скорпиона – нервно-паралитическое оружие защиты и нападения.

В этом месте не мешает политически корректно отметить, что из 1500 известных видов скорпионов лишь 30—40 смертельно опасны для человека. Яд остальных не так силен, и опасен обычно только для насекомых. Помимо всего прочего, яд скорпионов находит применение и в медицинской практике.

Однако 3—4 десятка – тоже немало. Смертельно ядовитые водятся не везде, но в тех местах, где они обитают, человек давно и не напрасно ненавидит и боится скорпионов. Особенно в этом смысле не повезло Ближнему Востоку. Скорпионы родов лейурус и андроктонус (последнее так и переводится – «человекоубийца») обильны, как тараканы на кухне, во всех пустынях от Египта до Ирана. Причем они заползают ночью в сброшенную обувь и одежду, так что если будете путешествовать «дикарями» по Израилю, да и по Турции, обязательно встряхивайте все хорошенько перед надеванием. А еще лучше обзавестись маленьким ультрафиолетовым фонарем (в наше время дешевым и доступным), чтобы проверять перед сном периметр вокруг палатки, как мы всегда делали в мексиканской пустыне.

Все опасные для человека виды относятся к одному семейству – бутидам. У древних шумеров эти грозные звери стерегли не что иное, как ворота в преисподнюю. Во всех пустынях Средней Азии бутид предостаточно, но те виды для человека не слишком опасны. Виды рода мезобутус встречаются до 50-го градуса широты в Казахстане, есть они и в Российской Федерации: в Калмыкии, на юге Астраханской области, на Северном Кавказе. Представителей рода эускорпиус можно встретить даже в Сочи. Есть они и в Крыму – по нашим предварительным генетическим данным завезены древними греками с островов Эгейского моря.

Первым отметил крымского скорпиона еще в екатерининские времена великий путешественник, академик Петр Симон Паллас, отдыхая от своих сибирских странствий в Ялте и Алупке. Сто лет спустя другой знаменитый зоолог, ректор Петербургского университета Карл Федорович Кесслер, описал скорпиона мингрельского в первом обзоре скорпионов Российской империи, опубликованном в 1874 году.

Мне довелось собирать мингрельских эускорпиусов с моим фонарем в 1985-м в батумском ботсаду над берегом Черного моря, где они сидели в каждой щели сложенных из камня оград. Тогда через кусты продрались ко мне пограничники и стали выяснять, не сигналю ли я в сторону турецкой территории. Пришлось показать им под ультрафиолетовыми лучами каменную стену, кишевшую литофильными скорпионами: стражи остолбенели, и вопросов больше не последовало.

Посланцы чужого мира

Биоразнообразие – ключевое слово, под него иногда дают небольшие гранты. Считается, что надо охранять все живые существа, поскольку все они «приносят пользу» экосистемам. Это относится и к скорпионам. Конечно, не все существа в этом смысле одинаково значимы – среди них есть, так сказать, базовые виды. Но насколько полны и точны наши знания этого предмета? Изучать природу мы начали не так и давно: тот же Фабр учительствовал в Провансе в то время, когда мой дед был студентом-медиком в Париже.

Выше уже шла речь о реликтовых видах скорпионов. Нужно заметить, что у человека вообще нет чувства «глубокого времени»: нам трудно представить тысячу лет, куда уж там почувствовать разницу между двумя и десятью миллионами! И скорпионы как раз являются отличным поводом для эмоционального восприятия хода времени: с ними мы запросто оперируем цифрами порядка сотен миллионов лет – масштаб, при котором теряется происхождение не то что кайнозойской молодежи вроде змей или китов, но и почтенных мезозойских рептилий.

Поэтому часто, слушая коллег – специалистов по грызунам или ботаников, – приходится ловить себя на забавной мысли, что в их науке и десяток миллионов лет считается почтенным возрастом! А у скорпионов даже виды, сохранившиеся с каменноугольного периода (300 млн лет!!), мало отличаются от современных. Пользуясь штампом, их поистине можно назвать «живыми ископаемыми» – так мало изменились они с тех невообразимо давних пор, когда не было ни птиц в небе, ни цветов на лугах, да и самих лугов не было в помине. Старинный страшный мир, чуждый человеку, который можно понять и представить лишь силой воображения, основанного на знании.

Яд скорпиона – мощное оружие нервно-паралитического действия

И это же воображение возвращает меня в Бабатаг, в долину Сурхан-Дарьи, обитель малютки-псевдохактаса. Описание этого скорпиона, данное алмаатинским зоологом Громовым, появилось в 1998 году в московском «Зоологическом журнале». Тогда мой коллега из Калифорнии Майкл Солеглад – считаю, самый бле­стящий скорпиолог современности – в шутку назвал это розыгрышем, причем «уж очень умным». Автор, по его словам, как бы взял у всех существующих групп скорпионов все самые примитивные черты и слепил их вместе: и два киля внизу на пятом сегменте заднебрюшья, о которых было не слыхано с палеозойских ископаемых; и подозрительно малое число щетинок на ногощупальцах; и ряды шипиков на кончиках лапок…

Позже, поймав эту мелкую редкость собственноручно, я убедился, что этот скорпион не «сшит из утки и бобра», в чем подозревали первых моряков, доставивших в Европу первых австралийских утконосов. И подозревали, кстати, не зря – немало выставлялось по европейским кунсткамерам искусно созданных рукотворных русалок и драконов.

Однако утконосы, хотя и являются мезозойскими реликтами, не идут, конечно, ни в какое сравнение с нашими скорпионами – последние по возрасту сравнимы с целакантами, знаменитыми кистеперыми рыбами. Узбекский отшельник сидит на своей грязи в ущельях Бабатага, скорее всего, с мелового периода. И динозавры ходили мимо, не замечая его так же, как нынешние коровы.

В целом же скорпионы впервые появляются на сцене жизни в силуре, более 400 млн лет назад – задолго до динозавров, – и были они тогда морскими придонными гигантами, более метра длиной. Кстати, не следует путать их с ракоскорпионами, давным-давно вымершей морской группой животных, которые, возможно, вовсе и не были близкими родственниками нашему герою. Тема эта, кстати, давно и постоянно является яблоком раздора между скорпиологами в разных странах. Забавно и трогательно видеть, как американский университетский профессор и немецкий музейный куратор по-свифтовски яростно ломают копья из-за событий, происходивших полмиллиарда лет назад.

После всего вышеизложенного нужно признаться, что трудно понять, о чем писать интереснее – о самих фантастических древних созданиях с их ночной жизнью, смертельными ядами, уникальными адаптациями, приобретенными за полмиллиарда лет эволюции – или о необычных людях, которые их ловят и изучают. Ведь живы не только Паганели, но и кузены Бенедикты из «Пятнадцатилетнего капитана»: Жюль Верн хотел посмеяться, а создал, по своему обыкновению, еще один бессмертный образ ученого с бескорыстной страстью к знаниям.

Скорпионы появились на Земле более 400 млн лет назад – задолго до первых динозавров

Гэри Полис любил повторять своим младшим коллегам и студентам: «Скорпионы обитают везде (почти везде), поэтому давайте изучать их в самых прекрасных местах Земли». Следуя этому принципу, он посещал песчаные пустыни Намибии и Австралии, сравнивая экологию тамошних видов и калифорнийских скорпионов, обитающих недалеко от дома Полисов в округе Сан-Диего. Других моих коллег увлекают тропические леса Борнео и Южной Америки, острова Тихого океана. А меня тянет из пустынь и гор Северной Америки снова на европейскую землю, природа и география которой не менее сложны, чем ее история, – и куда более древни.

В последние годы довелось несколько раз посетить Грецию и Болгарию, и я навсегда полюбил этот преувеличенный Крым, сердцевину нашей цивилизации. А скорпионов на Балканах не занимать – скалолюбивые коричневые эускорпиусы (те самые, которых Даррелл таскал в детстве на острове Корфу в спичечном коробке), крупные желтые мезобутусы (самые западные родичи наших среднеазиатских), огромные черные реликтовые иурусы… И в той же Турции, прямо в горах около курортной Антальи, если посчастливится, можно встретить древний и крайне редкий род калхас, описанный еще Бирулей и названный в честь гомеровского прорицателя...

А потом дома, в Западной Вирджинии, вместе со студентами и аспирантами под электронным микроскопом снова будем открывать неведомые миру щетинки и шипики на ногощупальцах древних, ни на кого не похожих созданий. Кому от этого будет польза, кто станет счастливее? Мы.