Глава 3. Погребальный инвентарь

§ 1. Китайская колесница из кургана № 22

Колесница была уложена в южной части могильной ямы на глубине около 9 м, на уровне четвертой ступени и почти не повреждена грабительским шурфом. Cначала показался зонт, наполовину заложенный камнем (рис. 3). От деревянных спиц зонта (30 ед.) сохранилось лишь лаковое покрытие, от тканого покрытия – отпечаток на глине и остатки шелковых лент на шипах наконечников спиц. Диаметр зонта составлял 2,0—2,1 м (рис. 3.3, табл. XX). Бронзовые наконечники спиц зонта, найденные in situ, имели острый шип, обращенный вверх и шаровидное окончание (рис. 3.2). Такая форма наконечников зонта была характерна для колесниц ханьского времени.

Сразу под зонтом был расчищен кузов колесницы, который был плотно заложен камнем. Благодаря каменной обкладке и песчаному заполнению этой части могильной ямы, удалось зафиксировать его конструктивные особенности (табл. XXI). Кузов, несмотря на полное исчезновение деревянной основы, хорошо определялся по сохранившемуся красному и черному лаковому покрытию (рис. 3.4). Наружные стороны боковых стенок кузова (высота 0,5 м, ширина 0,6 м) были покрыты красным лаком, по периметру оконтуренным полосой черного лака шириной 1,5 мм. Красное лаковое покрытие нельзя назвать качественным: слой лака прерывистый, порошится, толщина лаковой основы-грунтовки минимальна, около 1 мм. Для сравнения, красный лак кузова колесницы 20-го кургана был плотным, глянцевым и покрывал боковые стенки снаружи и изнутри. Боковые стенки кузова колесницы 22-го кургана были покрыты лаком только снаружи, изнутри они были обтянуты красной шелковой тканью (следы шелка сохранились). Над боковыми стенками зафиксирован отчетливый след «летящей деревянной решетки» – каркаса из деревянных планок, обтянутого красной шелковой тканью – составной части легкого экипажа. Четкие отпечатки древесины и шелка сохранились на глине и зафиксированы на фотографии. Высота каркаса составляла 0,8 м, длина – 1,3 м. Во времена правления Ван Мана деревянные решетки повозок использовались, наряду со знаменами, как знаки определенного высокого статуса [Хуань Куань, 2001, т. 2, с. 357 – комм.].

Задняя стенка и пол колесницы (толщиной 5—6 см), собранные из плашек, были покрыты с внешней стороны тонким слоем черного лака. По центру задней стенки (ее высота составляла 25 см) был оставлен «вход» (рис. 3.4). Передняя стенка колесницы (ширина 1,4 м, высота 0,4 м) представляла собой ребристый «желоб» из рельефно выделенных полос, частично смятый крупными камнями обкладки. Такая же конструкция передней стенки была у колесницы из 20-го ноин-улинского кургана [Полосьмак и др., 2011а, с. 82, рис. 3.12, с. 85, рис. 3.16, 3.17]. Вся передняя стенка (высота 0,4 м) была покрыта черным лаком, толщина его слоя составляла ~ 2 мм. Вплотную к передней стенке, чуть ниже, располагался деревянный «короб» размером 0,3 × 0,3 × 1,3 м, внешняя сторона его задней стенки была окрашена в красный цвет (рис. 3.4).

Под кузовом сохранилось левое дышло, сделанное из бруса (4 × 8 см, сохранившаяся длина – 1,2 м) и колесная ось длиной 2,2 м. Перед передней частью кузова плашмя лежали оба колеса, частично поврежденные грабительским ходом (рис. 3.4, 3.5). Состояние красного лакового покрытия деревянной основы колеса позволило определить его диаметр – 1,5 м, количество спиц (20), их средний размер (1,5 × 5,0см), толщину деревянного обода (4 × 8 см). Обнаружены металлические детали колес: две железные втулки (рис. 3.7), изготовленные из толстой пластины (4,5—5,0 мм), шириной 49—50 мм. На поверхности втулок хорошо видны ребра жесткости (5—7 мм) необходимые для крепления внутреннего деревянного обода для установки спиц. Колеса надевали на неподвижную деревянную ось чуть меньшего диаметра относительно диаметра втулок. Обнаружены также две массивные железные ступицы. Одна из них имеет массу 800 гр., диаметр диска – 125 мм, диаметр и длину осевой части – 75 и 85 мм, два сквозных, диаметрально расположенных, отверстия ~ 20 × 10 мм для крепления на оси шплинтом (рис. 3.8). На второй ступице сохранилось черное лаковое покрытие, которое было нанесено на ее деревянную обшивку, имеющую форму круглого усеченного конуса (рис. 3.5). Сама обшивка не сохранилась, а разложившуюся древесину заместила глина, сохранившая форму.

Реконструируемая высота колесницы составляла 1,5—1,6 м при ширине 2,2 м (табл. XXII). Она относится к широко распространенному в эпоху Хань типу «яо чэ». У ханьцев мир уподоблялся колеснице – зонт символизировал Небо, а квадратная повозка – Землю [Хуань Куань, 2001, 356—357]. Отдельные сохранившиеся части таких колесниц были обнаружены в хуннских погребениях на территории Монголии: в 20-м ноин-улинском кургане, в погребении Т20 памятника Гол-Мод 1 и в кургане № 2 в Дуурлиг Нарсе (подробнее об этом см.: [Полосьмак и др., 2011, с. 84—86)]. «Яо чэ» использовались как прогулочные экипажи, но могли cлужить и как боевые колесницы. В ней могли разместиться 1—2 человека, а запрягались эти повозки одной, реже двумя лошадьми [Ли Юнхуа, 2002, с. 127; 133]. Как показывают раскопки, в курганы знати укладывали колесницы и других типов (см., например, [Миняев, Сахаровская, 2007]). К хунну подобные колесницы попадали в числе даров китайского императорского двора шаньюям, о чем есть многочисленные упоминания, например, в «Истории ранней династии Хань» [Материалы... Вып. 2, 1973, с. 35, 57, 94]). Они использовались для парадных выездов, последним из которых мог быть погребальный кортеж.

На втором каменном перекрытии 22-го кургана были обнаружены две бронзовые ступицы и одна железная. Бронзовые ступицы различны по массе (800, 700 г) и диаметру осевой части (61, 50 мм), совпадают по длине (85 мм) и диаметру диска (123 мм) (рис. 3.9, 3.10). На осевой части ступиц имеются два диаметрально расположенных отверстия прямоугольной формы (7 × 21 мм) для крепления на деревянной оси шплинтом. Железная ступица длиной 85 мм и весом 800 г, имела такую же конфигурацию и устройство. Диаметр части, прилегающей к колесу, – 125 мм, диаметр втулки – 80 мм, толщина металла – 7 мм. Кажется вероятным использование двух изношенных бронзовых ступиц для фиксации колес подъемного механизма, которое было крайне необходимо для спуска тяжелых погребальных предметов в глубокую усыпальницу. Известно, что ханьцы использовали при сооружении погребальных камер лебедку, продолжая традиции эпохи Цинь, когда гроб опускался в могилу вертикально [Gao Chongwen, 2007, p. 147—148]. По другому предположению, высказанному С. И. Руденко, подобные сломанные предметы, обнаруженные в засыпке могильной ямы, могли быть от колес телег, которые использовались при работе по сооружению кургана » [Руденко, 1960, с. 51].

§ 2. Предметы конского снаряжения

В 11-м и 31-м курганах предметов конской упряжи не обнаружено, возможно, это связано с тем, что в курганах были похоронены женщины. [Пилипенко и др., 2013]. Только в западном коридоре 31-го кургана были найдены железные удила с псалиями (рис. 3.11). В 22-м кургане было обнаружено два набора конского снаряжения, в которые входили металлические (бронзовые и серебряные) украшения конской упряжи, пряжки, распределители ремней, одни удила и деревянные фрагменты от двух седел.

Седло. Деревянные обломки седел были обнаружены в 22-м кургане в восточном и западном коридорах погребальной камеры (см. рис.1.19, 1.20). Большинство предметов находилось в обломках, поэтому воссоздать конструкцию седел не представляется возможным (рис. 3.12, 3.13). Точно удалось идентифицировать луки двух седел. Передние и задние луки состояли из двух дуговидных дощечек до 1 см толщиной с закругленными концами. Они соединялись в паз, и для сохранения подвижности скреплялись между собой через отверстия с помощью веревочек. Паз в месте крепления сделан с таким расчетом, чтобы при соединении общая толщина не превышала толщину дощечки, в результате лука седла имела форму дуги. У одного седла передние луки имели два отверстия округлой формы (диаметром не более 2 см), задние – четыре. Луки другого седла были меньше по размерам и имели ряд небольших сквозных отверстий по верхнему краю. Такого же типа обломки лук седла (с парой отверстий), со следами красного лака были обнаружены в погребальной камере 20-го кургана [Полосьмак и др., 2011а, с. 92, рис. 4.5].

  С. И. Руденко считал подобные изделия, найденные экспедицией П. К. Козлова, частью вьючных седел. «Задняя и передняя луки соединялись с помощью палочек, которые вставлялись в четырехугольные отверстия» ([Руденко, 1962, с. 49—50, табл. XXIV, 3]. Е. В. Степанова полагает, что отверстия использовались для крепления нагрудного и подхвостного ремней к упорам. Рассматривая трапециевидную луку седла, найденную С. С. Миняевым в кургане № 7 пади Царам, и находки из Ноин-Улы, она делает вывод о том, что они были деталями полужесткого седла, в котором луки, по ее предположению, имеют «скорее формообразующую, чем конструктивную функцию» [Степанова, 2014, с. 235, 238]. С. И. Вайнштейн считал эти деревянные планки остатками мягкого верхового седла, которые делали его более прочным [Вайнштейн, 1966, с. 69]. А. К. Амброз, указывая на отличие подобных седел от верховых седел Кореи и Японии, писал, что «в Ноин-Уле представлена другая ветвь того же развития» [Амброз, 1973, с. 96, рис. 5].

Скорее всего, в ноин-улинских погребениях обнаружены остатки верховых седел. Косвенно об этом свидетельствуют следы лака на луках и то, что рядом с деревянными деталями седла обнаружены серебряные и бронзовые украшения конской упряжи. Ни в 20-м, ни в 22-м курганах палочек с четырехугольным сечением найдено не было. Но в 22-м кургане рядом с луками седла были обнаружены обломки нескольких плоских дощечек с закругленным краем такой же толщины, что и луки, но без отверстий. Примечательно, что на всех есть следы от гвоздиков, а в одном случае фиксируются обломанные деревянные шпеньки. Возможно, эти дощечки являются фрагментами полок, и у хунну уже появилось седло с твердым арчаком, но уверенно говорить об этом не приходится – материал слишком фрагментирован.

По своему типу хуннские седла могут занимать промежуточное положение между пазырыкскими мягкими седлами и жесткими седлами с высокими дугами, которые появились в III—IV в. н. э. в степях Северной Азии. Закреплялось такое седло с помощью ремней с использованием подпружных пряжек с длинным Г-образным выступом-язычком (размеры: 4 × 5 см) (рис. 3.14, а). В грабительском ходе 20-го кургана была найдена позолоченная пряжка подобного типа [Полосьмак и др., 2011а, с. 93, рис. 4.8]. Также в качестве подпружных могли использоваться пряжки в виде кольца (диаметр 8 см, толщина 2 см) с подвижным язычком. Один экземпляр такой пряжки был найден с предметами конской упряжи в 22-м кургане.

Конская упряжь и сбруя. Железные кольчатые двухсоставные удила из 22-го кургана (рис. 3.11) типичны для ноин-улинских погребений. Скорее всего, не сохранившиеся псалии также были железными, как и на удилах, найденных в 31-м кургане.

Бронзовые распределители ремней полусферической формы (диаметр около 2,5 см) с двумя крупными полукруглыми ушками для крепления (рис. 3.15) находят практически во всех комплексах хуннской знати [Полосьмак и др., 2011, с. 94]. Как распределители ремней и украшения могли использоваться бронзовые круглые бляхи (6 шт.) диаметром 4,5 см, с выпуклостью по центру (рис. 3.17). Они прикреплялись к ремням с помощью крупных квадратных ушек. Расположение трех ушек на обратной стороне бляхи листовидной формы с выпуклостью в центре (рис. 3.16) позволяет считать ее налобной. Этот набор металлических украшений конской упряжи был обнаружен в западном коридоре вместе с фрагментами седла и многочисленными косичками.

Тонкие ремешки конской сбруи могли скрепляться с помощью небольших бронзовых колец (найден 1 экз.) диаметром 3 см или пряжек размером 4 × 5 см (рис. 3.14). Точно такую же, только позолоченную бронзовую пряжку, найденную в 6-м ноин-улинском кургане, С. И. Руденко считал поясной [Руденко, 1962, с. 44, рис. 40, а], хотя башадарские бронзовые пряжки такого же типа называл подпружными [Руденко, 1960, с. 354, таб. XXXIX]. Такая же пряжка найдена при раскопках Баллодовского кургана [Ivanov, 2011, fig. 2: 12]. Встречаются они и в рядовых погребениях хунну Забайкалья, например, в Иволгинском могильнике [Кочевники Евразии.., 2012, кат. 298]. Возможно, что эти предметы могли использоваться и в конском снаряжении, и в качестве деталей костюма.

Серебряные украшения. Серебряные бляхи были найдены в 22-м кургане, в северо-восточном углу внешнего сруба. Они лежали в беспорядке, как лицевой, так и внутренней стороной вверх (рис. 1.19, 3.22). Часть блях была сверху перекрыта фрагментами ткани. Рядом с бляхами были найдены косички. В этом же углу коридора были обнаружены обломанные и обгоревшие кости рук человека.

Всего в 22-м ноин-улинском кургане было найдено 18 блях, целых и фрагментированных:

1. Одиннадцать больших блях в форме тыквы-горлянки с изображением стоящего единорога (рис. 3.18—3. 20,а).

2. Две большие бляхи в форме тыквы-горлянки с горизонтальным профильным изображением единорога, распластанного в «летящем» галопе (рис. 3.20,б). Вес каждого украшения составляет 80—100 г, длина – 13,5—14 см, ширина широкой части не более 7 см. На бляхах этой формы, обнаруженных в 20-м кургане, горизонтально были размещены изображения драконов ([Полосьмак и др., 2011а, с. 93, рис. 4.6). Бляхи с таким же горизонтальным расположением козлов были обнаружены С. С. Миняевым в кургане № 7 пади Царам (Забайкалье) [Миняев, Сахаровская, 2007, рис. 3.5].

3. Три маленькие круглые бляхи с изображением лежащих единорогов (рис. 3.21). Вес каждой – около 30 г, диаметр – 5 см.

4. Два круглых наплечных фалара диаметром 14 см с изображением пары стоящих единорогов (рис. 3.22, 3.23).

Толщина металла серебряных изделий не превышает 0,5—1,0 мм. На лицевой стороне ряда блях имеются следы золочения, на боковых отогнутых бортиках всех изделий присутствуют небольшие отверстия – следы крепления к основе, которая не сохранилась. Судя по находкам серебряных блях в могильнике Гол Мод 2 (раскопки Д. Эрдэнебатора), основа могла быть железной. (Выражаем глубокую благодарность Д. Эрдэнебатору за возможность ознакомиться с материалами его исследований.) Не исключается возможность того, что у серебряных блях могла быть и деревянная основа в виде пластины, повторяющей форму изделия, как это было зафиксировано на других серебряных украшениях одежды (их описание приведено ниже), e которых деревянная основа была обнаружена. Дерево усохло и чудом осталось внутри изделия, а не выпало, как это, вероятно, могло произойти в других вещах.

Подобные бляхи, украшавшие у хунну конскую упряжь, известны главным образом по находкам в ханьских погребениях на территории Китая и среди недокументированных случайных находок из этого региона (подробнее см.: [Полосьмак и др. 2011, с. 47, рис. 1] а также в ханьских провинциях на территории Северной Кореи и в погребениях диенской культуры на юге (современная провинция Юньнань и Гуанси-Чжуанский автономный округ). Самые западные находки таких блях известны в кургане № 7 могильника Царам, Забайкалье [Миняев, 2009, с. 57, рис. 14, 15]

Две аналогичные бляхи (аналогичной формы) с изображениями крылатых оленей, были обнаружены в погребении чиновника высокого ранга – хоу в погребении 1 в могильнике, расположенном вблизи деревни уезда Ци провинции Хэнань [Краткий отчет.., 2000, с. 42, рис. 11]. На найденном в этом погребении ободе блюда пань была выгравирована иероглифическая надпись, свидетельствующая о том, что оно было сделано при Чэнди, в первый год Суйхэ, т. е. 8 г. до н. э. – в поздний период Западной Хань [там же]. Следует отметить, что надписи на лаковых изделиях из ноин-улинских курганов, в которых обнаружены серебряные бляхи с изображениями животных, также указывают на близкую дату – 9 г. до н. э. (см. ниже). Подробно об этих изделиях напсано в работах Н. В. Полосьмак [Полосьмак, 2009б; Полосьмак и др., 2011а; с. 98—109; Полосьмак и др., 2013].

Судя по находкам в элитных курганах хунну, данные изделия имели хождение небольшой период времени. В целом серия блях подобной формы с исключительно интересными и оригинальными изображениями животных и птиц представляет большой интерес. Их назначение связано с экипировкой коня, которая на территории Китая с древности почти во всем копировала упряжь северных кочевников. Рассматриваемые изделия являются оригинальными произведениями китайских мастеров, имеющими отношение как к китайским, так и к степным художест¬венным традициям и сюжетам.

Комплект украшений конской упряжи из 22-го кургана отличается изяществом исполнения изображений фантастических животных. Как и другие подобные наборы, известные по находкам последних лет в элитных могильниках хунну, таких как Гол Мод 1 и 2 и 20-й ноин-улинский курган, этот набор был, вероятно, сделан китайским мастером специально для подарка шаньюю. Хотя бляхи такой же формы, похожей на тыкву-горлянку, находят в погребальных комплексах на территории ханьского Китая, на них изображены образы других фантастических животных и птиц – оленей, крылатых коней-драконов, павлинов. Единороги в оригинальной иконографии распространены главным образом у хунну и известны пока в указанных выше четырех элитных погребениях в Монголии. За одним исключением – бляхи (5 шт) с изображениями единорогов в близкой иконографии были обнаружены в погребении с бронзовыми барабанами на территории Гуанси-Чжуанского автономного округа на юго-западе Китая [Погребение…, 1978, с. 45, 49, рис. 3]. При общем сходстве образа единорога, каждый набор, обнаруженный в этих погребениях, имеет свои особенности, определяющиеся индивидуальным подходом разных мастеров, трудившихся над их изготовлением. Так, например, ноин-улинские изображения единорогов отличаются от найденных в Гол Моде 1 тем, что последние изображены в профиль, с мордой, смотрящей прямо, тогда как у единорогов из Ноин-Улы головы на три четверти повернуты к зрителю.

Единороги на бляхах из 22-го кургана имеют ряд отличий от других единорогов, известных по перечисленным находкам. У них широко открытые пасти с высунутым длинным и тонким языком – зверь кричит. Желание изобразить морду животного более выразительно, что достигалось ее трехчетвертным разворотом, привело к тому, что в некоторых случаях получилось удвоение изображения, необычный прием, достигающий максимального эффекта – единорог смотрит на окружающих (рис. 3.24). Здесь, также как на изделиях, обнаруженных в 20-м ноин-улинском кургане, трехчетвертной разворот морды зверя демонстрирует большое мастерство торевта. Надо отметить, что изображение зверей с мордой в трехчетвертном развороте характерно для тканых изображений на ханьском шелке, где такой выразительный прием использовался для передачи образов хищников и фантастических копытных животных (см., например, прорисовку [Полосьмак и др., 2011а, с. 71, рис. 2.47—2.48]). В таком же ракурсе изображен крылатый единорог на ханьской нефритовой бляхе из провинции Шанси [Лю Юньхуй, 2009, с. 230]. Трехчетверной разворот характерен для изображений и других животных на серебряных бляхах из Ноин-Улы – оленей, драконов [Полосьмак и др, 2011, Полосьмак и др. 2011, рис. 6—8].

Композиция из двух стоящих друг против друга единорогов в зеркальном отражении, изображенная на круглых наплечных фаларах из 22-го кургана, – редкость среди хуннских и китайских древностей, но подобные композиции (противопоставление птиц-фениксов в ромбах) использовались в узорах камчатой шелковой ткани эпохи Хань. [Лубо-Лесниченко, 1961, с. 32, табл. XIV, 2]. Изображения двух противостоящих фигур животных известны в единичных экземплярах на ханьской концевой черепице [Чжунго гудай вадан цянь, 2010, с. 24, 26, 33, 118, 119].

По всей видимости, в комплект украшений также входили четыре небольшие серебряные бляхи (найдены в обломках) овальной формы с окантовкой в виде веревочного орнамента (рис. 3.26). С. И. Руденко подобные серебряные украшения, обнаруженные в 6-м ноин-улинском кургане, называл пряжками [Руденко, 1962, с. 44, рис. 40 д, ж]. Судя по их месторасположению в погребальном комплексе 22-го кургана – среди предметов конской упряжи, более вероятна их принадлежность к этой категории вещей. Подобные по форме и размерам бляхи из золота и серебра с вставками из сердолика или прозрачного стекла, но не с веревочным орнаментом, как в ноин-улинских курганах, а с ободками из крупной зерни или филигранной проволоки, имитирующей зернь, были распространены в гуннское и постгуннское время на территории Казахстана, Алтая, Средней Азии и Северного Причерноморья. Они украшали уздечные ремни и луки седел, обоймы пряжек и окончания псалий (Дачи, Азов) [Ахмедов и др. 2007, 79, рис. 30, табл.VIII, 1, 2]. Предполагается, что они были изготовлены в центральноазиатских мастерских, но более точное место производства не установлено [там же, с. 80]. Возможно, обнаруженные в хуннских комплексах Монголии серебряные покрытия овальных блях конской упряжи могут быть прототипами этих изделий, которые позднее вместе с населением восточно-азиатских степей «перекочевали» на запад, претерпев некоторые изменения.

Вместе с наборами украшений конской упряжи и обломками деревянных частей седел в восточном и западном коридорах 22-го кургана были найдены косы разной толщины, длины, иногда отличающиеся плетением, часто – просто пряди волос, различающиеся по цвету (рис. 3.27, 3.28).

Волосы, как вообще любая органика, чрезвычайно редко встречаются в древних погребениях. Косы впервые были найдены в ноин-улинских курганах экспедицией П. К. Козлова. Всего из погребальных камер ноин-улинских курганов было извлечено свыше 120 кос, при этом 21 коса из кургана 1 (Мокрого), 85 кос из 6-го (Верхнего) кургана, 14 – из Кондратьевского. При работах нашей экспедиции в 20-м кургане найдено две косы, одна из которых лежала в лаковом футляре. [Полосьмак и др., 2011, с. 128, рис. 5.21] и многочисленные пряди. Все косы в верхней части были обвязаны ниткой и свиты в жгуты в две или три пряди. Кроме них было найдено более десятка пучков отрезанных волос, различных оттенков – от рыжеватого до интенсивно черного. В 22-м кургане обнаружено более 20 кос (две косички в шелковых чехлах) и более 20 прядей. В 31-м кургане найдена одна свитая в жгут коса и отдельная прядка волос.

С. А. Теплоухов, а вслед за ним и С. И. Руденко считали, что косы принадлежали хуннским женщинам, которые после смерти своего повелителя (или главы рода) в знак траура срезали свои волосы [Руденко. 1962, с. 91]. Косы, по мнению С. И. Руденко, «несомненно, были женскими, так как хунну мужчины кос не носили». Косы могли замещать в погребении наложниц, они были символическим жертвоприношением, вместо приношения настоящих человеческих жертв. Поскольку косы были свиты в жгут из двух прядей или заплетены в три пряди, С. И. Руденко предполагал, что это косы женщин из разных племен [там же]. Есть также предположение А. Н. Бернштама о том, что косы могли являться своеобразным приношением шаньюю со стороны подчиненных ему племен – сяньби в данном случае, о которых известно из письменных источников, что их мужчины носили косы [Бернштам, 1951, с. 89]. По мнению Э. Б. Вадецкой, заплетенные человеческие косы в ноин-улинских курганах, являются ни чем иным, как «остатками от кукол, аналогичных деревянным и глиняным фигуркам слуг и воинов ханьского периода» [Вадецкая, 1999, с. 186]. С. С. Миняев обнаружил при раскопках хуннского кургана № 7 могильника Царам в западных и восточных коридорах заплетенные косы, которые он вслед за Э. Б. Вадецкой считает частью погребальных кукол [Миняев, 2009, с. 54—55].

На сегодняшний день нет ясности в том, кому могли принадлежать косы и пряди волос, обнаруженные в ноин-улинских курганах и в кургане Царам. Генетический анализ в данном случае бессилен, поскольку волосы при видимой целостности оказались непригодными для палеогенетического исследования.

В отличие от кос, обнаруженных экспедицией П. К. Козлова, находки в исследованных нами ноин-улинских курганах отличаются большим разнообразием: косы и пряди волос различаются по оформлению, цвету, толщине волоса. (их междисциплинарное исследование продолжается, и результаты будут опубликованы во второй части настоящей монографии). В погребениях хунну косы занимали вполне определенное место, находясь рядом с предметами конской упряжи. Наблюдения, сделанные в ходе раскопок 20-го, 31-го, 22-го ноин-улинских курганов, показывают, что косы имели прямое отношение к конской экипировке, вероятно, они подвешивались к ремням и к седлу. Это могло быть явлением одного порядка с довольно широко распространенным в евразийских степях обычаем привешивать к конской упряжи отрубленные головы врагов, их скальпы. Так, в обычаях скифов было, по свидетельству Геродота, привязывать к узде коня снятую с головы врага выделанную кожу: «С головы он сдирает кожу следующим образом: вокруг головы около ушей делает надрез, потом берет голову в руки и вытряхивает ее из кожи, затем, очистив кожу от мяса при помощи бычачьего ребра, он мнет ее руками и, выдубив ее, держит у себя в виде утиральника, привязывает к узде коня, на котором ездит, и гордится этим, так как тот, который имеет наибольшее количество таких кожаных утиральников, считается самым доблестным мужем» (цит. по: [Латышев, 1992, с. 85]). То есть косы и пряди, обнаруженные в погребениях хунну, могли быть военными трофеями. По другой версии, предложенной С. А. Теплоуховым и С. И. Руденко, косы могли замещать в погребении жен и наложниц – женщин из разных племен, являясь символическим жертвоприношением. Из рассказанного Геродотом о скифах известно, что все, участвующие в похоронах царя, остригали волосы [там же, с. 87]. Согласно мифопоэтической традиции, волосы представляют средоточие жизненных сил человека, символизируют его здоровье, жизнь. В магии отрезанные волосы воспринимались как «заместитель» (двойник) человека. В этом значении косы и пряди волос могли украшать для траурной погребальной церемонии экипировку верховых коней, принадлежащих умершему.

§ 3. Лаковая посуда, лаковые предметы

Во все без исключения курганы хуннской знати была помещена лаковая посуда. Даже в тех случаях, когда условия (песочные грунты) не позволяют сохраняться органике, исследователи находят отпечатки и чешуйки лака. Так было, например, в 11-м кургане. В 31-м кургане лаковая посуда была найдена в северном отсеке погребальной камеры (рис. 3.29). Сохранность двух чашечек «бэй» с ушками и тарелки была гораздо хуже, чем у лаковых предметов из 20-го кургана: по существу сохранилась лишь лаковая оболочка предметов, что поставило перед реставраторами множество сложных задач (см.: [Кундо, Полосьмак, 2011; Кундо, Симонов, 2014]. В связи с тем что боковины чашечек повреждены (сломаны и смяты), трудно было установить их точную высоту и остальные параметры. У двух чашечек ушки были с металлическими окантовками.

Чашечка № 1 (рис. 3.30). Размер дна: максимальный – 97 мм, минимальный – 52 мм. Толщина стенок в среднем 4 мм.

Чашечка № 2 (рис. 3.31). Размер дна: максимальный – 92,5 мм, минимальный – 51,2 мм. Толщина стенок в среднем 4 мм.

«Тарелка». Размер дна – 40 мм. Толщина лакового покрытия стенок в среднем 1—2 мм, деревянная основа отсутствует (рис. 3.29).

Изнутри обе чашечки покрыты красной краской, а снаружи – черной. Поверх черного покрытия нанесена красная роспись. Она лучше сохранилась на чашке с парами противостоящих фениксов со стилизованными в виде спиральных завитушек хвостами (рис. 3.31) и геометрическим орнаментом (зигзагообразные параллельные линии и кружочки в виде «водоворотов», по терминологии китайских археологов).

На донышках чашечек «бэй» и тарелке были нанесены тамгообразные знаки (рис. 3.29—3.31) (Подробнее о них см.: [Полосьмак, Чистякова, 2013, с. 76—91].) На одной их чашек по контуру придонной части была процарапана иероглифическая надпись (рис. 3.32), которая была расшифрована А. Н. Чистяковой:

«[Для] императорского двора [изготовлена] чашка-бэй, покрыта лаком, с надписью и орнаментом. [Основа] из дерева, с «желтыми ушками». Объем 1 шэн и 16 юэ. В 4-й год Юаньянь в мастерской Каогун изготовил [мастер] Сян. Нанес надпись (либо нанес орнамент красным лаком) [мастер] Сянь. Руководили [писец] – ху Лун, заместитель [младшего чиновника] – цзочэн Вэнь, [надзиратель] – сэфу Сюнь, [начальник канцелярии] – линши, [помощник] – юань Вэнь. Контролировали [правый помощник начальника уезда] – ючэн Гуан, [начальник канцелярии уезда]– лин» [Чистякова, 2011, с. 86].

Из надписи следует, что чашка изготовлена в мастерской Каогун, находящейся в столице Чанъань, в одной из трех государственных фабрик, производство которых было поставлено на службу исключительно императорской фамилии. Девиз правления «4-й год Юаньянь» соотносится с 9 г. до н. э. [Чистякова, 2009, с. 65]. В этом же году была изготовлена и чашка из двадцатого ноин-улинского кургана [там же]. Анализу иероглифических надписей, орнаменту и технологии изготовления лаковой посуды посвящены отдельные публикации [Чистякова 2009, 2011; Polosmak et al., 2011; Полосьмак и др., 2011а, с. 119—127; Кундо, Полосьмак, 2011].

По ханьским обычаям лаковую посуду обычно укладывали на небольшие столики в изголовье погребенных либо у северной стенки гроба. Это характерно и для ханьских погребений на других территориях, подвластных Китаю. [The ancient.., 2001, р.73, cat. 59; р. 144—145, cat. 138]. Несмотря на деятельность грабителей, которые чаще всего проникали в погребальные камеры ноин-улинских курганов с северной стороны, можно по косвенным признакам предполагать, что лаковая посуда устанавливалась во внутренних срубах также рядом с гробом в этой части погребальной камеры. В курганах, которые исследовала экспедиция П. К. Козлова, были найдены крышки столиков, которые изготавливались из цельного дерева, с приставными ножками [Руденко, 1962, табл. VI, 2]. Как считал С. И. Руденко, некоторые из столиков были китайской работы, потому как их ножки имели сложное художественное оформление (были покрыты черным лаком и орнаментом) [там же, с. 32]. Такое «сложное оформление» имел столик, обломки которого вместе с приставной ножкой были обнаружены в 22-м ноин-улинском кургане (рис. 3.33). Ножка имела форму лошадиной ноги. Изделие было покрыто черным лаком, на копыто надета бронзовая позолоченная оковка. Подобный столик был найден в гробнице Дабаотай, в 15 км от Пекина (Museum of Dabaotai Han Tomb).

В результате деятельности грабителей большая часть лаковых предметов в 22-м кургане была уничтожена. От лаковой чашечки «бэй» сохранилась лишь бронзовая позолоченная оковка ручки. О том, что этих предметов было много и что они были изготовлены с большим мастерством, свидетельствуют мелкие фрагменты лака с росписями, деталь от деревянной шкатулки с бронзовым украшением в виде маски «тао-тэ» с колечком (из курганов № 20 и 22). Эти украшения характерны больше всего для лаковых круглых и прямоугольных китайских шкатулок, где они служили декоративной ручкой [Могила № 1…, 2013, р. 61, 62]

Особое внимание заслуживают тончайшие решетки из лака черного цвета, в основе которых шелковые нити (рис. 3.34—3.36). Эта лаковая сетка являлась частью китай­ского официального головного убора гуань, который изготавливался из пропитанной лаком конопляной или шелковой ткани [Сычев Л. П., Сычев В. Л., 1975, с. 53]. Гуань служила украшением и являлась головным убором ханьской знати. В китайских источниках упоминается девятнадцать разных видов гуань. Самый ранний покрытый лаком газовый гуань был обнаружен в могиле № 3 в могильнике Мавандуй. [Wang Shujin, 2008, p. 72—73]. Вместе с набором черепаховых шпилек, которые правильнее было бы назвать украшениями шпилек, этот головной убор, вероятно, был пожалован императором шаньюю. Такие же три шпильки – миниатюрные подвески к большим зубчатым шпилькам, были обнаружены в 20-м ноин-улинском кургане [Полосьмак, Богданов, 2011,с. 66, рис. 2.32].

Очень часто в погребениях ханьской аристократии находят различные части от зонтов. В основном это бронзовые наконечники от спиц (см., например, [Погребение Западная Хань..., 1986, р. 238]), находки которых свидетельствуют о том, что церемониальные зонты, об использовании которых известно по живописным изображениям и рельефам наряду с другими предметами обихода, укладывали в могилу. Придерживались этих ханьских традиций и при совершении погребального обряда в Ноин-Уле. Бронзовые наконечники спиц зонта были найдены во внутренних срубах Мокрого кургана (№ 1) и кургана № 25 [Руденко, 1962, с. 117, табл. 28, 6, 7; с. 123]. В 6-м кургане был найден верхний конец ручки большого зонта с 24 вертикальными прорезями для деревянных спиц [там же, рис. 42, а]. Аналогичное навершие, покрытое черным лаком, было найдено в могиле № 1 памятника Юльли в Лолане [The ancient.., 2001, cat. 45]. В западном коридоре 22-го кургана было найдено не только лаковое деревянное навершие с прорезями для восьми спиц (рис. 3.37), но и комплект спиц с бронзовыми наконечниками и остатки шелкового полотнища. Судя по находкам (рис. 3.37—3.38), конструкция зонта не отличалась от зонтов колесниц из 20-го и 22-го ноин-улинских курганов [Кундо, 2014, с. 128—130], но зонт, обнаруженный в погребальной камере, был значительно меньше в диаметре – 140 см, как в среднем у современных зонтиков (у колесниц зонты имели диаметр 200—210 см). Зонт был статусной вещью в ханьском обществе и в этом качестве был, вероятно, подарен императором шаньюю.

§ 4. Нефритовые изделия

Китайцы называли нефрит (玉 «юй») «камнем жизни» (Неба и Земли, Мудрости и Вечности), «приносящим благополучие». Считалось, что он способен излечивать самые тяжелые недуги у человека и дарует бессмертие. В ханьском трактате «Толкование письмен» (說文解字 «Шо вэнь цзе цзы») нефрит описывается как самый красивый камень, чьи достоинства – плотность, прозрачность, маслянистость, блеск, богатство оттенков, внутренний узор, упругость, звучность [Cловарь Шовэнь, 1997, с. 28—29]. Вера в чудодейственные свойства нефрита и его природная красота стали причиной того, что поделки из этого камня явились еще одним показателем высокого статуса у хунну наряду с лаковой посудой, колесницами и шелковой одеждой. Сохранились письменные свидетельства о том, что нефрит поступал к шанъюям наряду с другими подарками [Бичурин, 1950, с. 133].

В ноин-улинских курганах обнаружена представительная коллекция нефрита и изделий из него. В Мокром кургане (№ 1) было найдено 28 нефритовых пластинок, среди которых есть целые изделия различной формы и простые заготовки [Руденко, 1962, табл. XX, 1, 3, 4; XXIX; The National Museum of Mongolia, 2011, p. 47]. В 6-м (Верхнем) кургане – 12 пластинок нефрита [Руденко, 1962, с. 118—120], в 11-м – одна пластина., в 20-м кургане – девять заготовок и одно изделие, в 22-м – одна заготовка и четыре изделия (рис. 3.40). В грабительской шахте 31-го кургана (на различной глубине) были обнаружены 13 изделий и заготовок из нефрита (рис. 3.39). В грабительском шурфе Кондратьевского кургана – четыре заготовки и два обломка изделий [там же, с. 123]. В коллекции Иркутского музея из раскопок Баллодовского кургана сохранилась 31 пластина с просверленными отверстиями по углам [Ivanov, 2011, fig. 2: 1—6; Сутягина, Иванов, 2012, с. 442—443, рис. 1]. А. Д. Симуков при раскопках кургана № 1 в пади Цзурумтэ в грабительском шурфе обнаружил обломок нефритовой пластины зеленоватого цвета [Симуков, 2008, с. 43]. В фондах Национального Музея Монголии (г. Улан-Батор) хранятся шесть нефритовых пластин из раскопок П. К. Козлова в Ноин-Уле, среди которых есть диск «би» [The National Museum of Mongolia, 2011, p. 47]. Заготовки представляют собой грубо пиленые (местами обломанные) пластины нефрита толщиной не более 6 мм. В некоторых случаях сохранилась природная корка минерала и следы «шага» распилки. Что касается изделий, то все они шлифованные, их толщина составляет 3—5 мм. У всех нефритовых пластин имеются тонкие отверстия. Они «сверлились» иглой, на которую прикреплялся осколок алмаза или сапфира, а сама игла прикреплялась к стержню, который приводился в быстрое вращение при помощи веревки [Ферсман, 1954, с. 258]. По заключению ст. науч. сотр. ИАЭТ СО РАН канд. геол.-мин. наук Н. А. Кулик, практически, все каменные изделия из последних раскопок в Ноин-Уле являются нефритами, за исключением нескольких изделий из агата и халцедона (рис. 3.41). Цвета ноин-улинских нефритов разнообразны – от молочно-белого, через все оттенки зеленого к желтоватому с красноватым оттенком. Окраска зависит от содержания в минерале железа и примесей хрома, марганца, никеля. Например, наименьший процент железа в светло-зеленом нефрите, в белом – его почти нет, а вот примесь хрома дает ярко-зеленый, практически изумрудный цвет [Петров, 1985, с. 126]. Интересно, что в каждом отдельном кургане встречается нефрит только одного цвета.

Условно всю ноин-улинскую коллекцию изделий из нефрита можно разделить на четыре группы.

1. Дуговидные пластинки в двух вариантах. В первом – с одной стороны конец заострен, с другой закруглен. Отверстие сделано только в широкой части. Во втором – оба конца закруглены и имеются два отверстия. Длина изделий не превышает 15 см.

2. Пластинки прямоугольной или квадратной формы. Отверстия либо по углам, либо по четырем сторонам. Самые длинные пластины – 22 см, ширина – не более 7 см.

3. Пластинки с прорезным ажурным орнаментом. Одиночные отверстия по краям.

4. Диски «би».

Как именно использовали хунну пластинки и изделия из нефрита неизвестно. О получивших распространение в ханьское время погребальных костюмах из нефритовых пластин речи быть не может, уже исходя из того факта, что во всех ноин-улиских погребениях обнаружены целые изделия и фрагменты других костюмов – штаны, халаты, шубы, головные уборы и т. д., никак не сочетающиеся с «нефритовыми одеждами». Обращает на себя внимание единичный характер нахождения пластин в большинстве хуннских погребений. Это можно было бы объяснить разграбленностью комплексов. Но при внимательном рассмотрении можно обнаружить следы заношенности (зашлифованность) некоторых изделий. В отдельных случаях им придана полукруглая форма, и есть всего лишь одно отверстие. Например, к таким вещам относятся находки из кургана № 7 в пади Царам [Миняев, 2009, рис.], из могилы 2 памятника Дуурлиг Нарс [Hyeung-won, Eun-jeong, 2011, fig 9: 2], из Мокрого кургана [Umehara, 1960, pl. LXVI, 2], из 31-го ноин-улинского кургана и др. Учитывая тот факт, что большинство нефритовых изделий найдено в грабительских шурфах или около них, можно предположить, что они являлись детальями костюма, и за ненадобностью грабители, обирая покойника, бросали пластины обратно в могилу.

Особенно ценными в ханьское время считались изделия из нефрита с прорезным ажурным орнаментом. Два обломка от таких пластин были обнаружены в 31-м ноин-улинском кургане (рис. 3.39). Подобное по форме и орнаменту изделие, но более простое по исполнению, было обнаружено в чуском захоронении № 3 на территории провинции Хубэй в Китае [Краткий отчет.., 1988, рис. 12,1, с. 167]. С этим орнаментом очень схожи тамгообразные знаки хунну, нанесенные на донышки лаковой посуды, обнаруженной в их погребениях в Ноин-Уле [Полосьмак, Чистякова, 2013, с. 76—91]. Мастерство более высокого уровня демонстрирует нефритовая ажурная пластина с противопоставленными прорезными изображениями двух волков из ноин-улинского кургана № 24 [Руденко, 1962, таб. XLVI, 1]. Эти украшения могли быть своеобразными «верительными грамотами» ее владельца, а форма и орнамент – соответствовать его рангу. Составные украшения из нефрита начиная с эпохи Хань считались символом государственной власти и были запрещены к ношению простыми людьми [Наньцюань Чжоу, 2011, c. 31].

Вероятно, простейшие орнаменты на нефритах в ханьское время вырезались и выпиливались вручную инструментом типа лобзика с подсыпкой абразива (мокрого песка). Вполне возможно, это делалось в ставках шаньюев, где работало, как предполагается, много китайских мастеров. Этим объясняется большой процент простых заготовок (пиленых кусков) нефрита в хуннских погребениях.

Цвет нефрита имел определяющее значение в императорских регалиях и ритуальных предметах, которые должны были соответствовать космологической цветовой символике, характеризующей то или иное время года. В хуннских курганах преобладает нефрит белого цвета с желтоватым оттенком (цвета «бараньего сала»), желтый цвет был символом верховной власти и государя, а белый – траура и похоронных принадлежностей [Кравцова, 1999, с.110]

Одним из сложных вопросов является определение места добычи нефрита, который поступал в виде подарков к хуннской знати. Известно пять самых крупных месторождений этого камня в Китае. Нефрит с преобладанием белого или светло-зеленого цвета добывался в уезде Сюянь провинции Ляонин (岫岩). Этот нефрит, как правило, полупрозрачный, редко бывает прозрачным. Нефрит желтого оттенка с вкраплениями зеленого, иногда содержащий как бы облачный рисунок, добывался в уезде Ланьтянь, к северу от Сианя в провинции Шаньси (蓝田县). Самое знаменитое местонахождение нефрита находится в округе Хотан, в Синьцзяне (和田), откуда происходили наиболее ценные для китайцев сорта белого цвета или «цвета бараньего сала» с густым восковым матовым блеском. М. Е. Кравцова считает, что «большинство известных чжоуских и ханьских нефритовых изделий выполнены из привозных материалов… Яркенда и Хотана» [Кравцова, 2004, с. 768]. Завозить сырье в ханьскую эпоху в Китай могли не только из Синьцзяна. Известны с древности крупные Хамархудинское и Хохюртовское (Джидинская группа), Буромское и Голюбинское (Витимская группа) местонахождения в Забайкалье, а также Улан-Ходинское и Оспинское разработки в Восточных Саянах [Декоративные..., 1989, с. 55—65, таб. 8].

На памятниках хунну находят изделия, идентичные по форме ханьским нефритовым украшениям, но выполненным из других камней. В качестве примеров можно привести «когтевидную» халцедоновую подвеску из могилы № 133 Иволгинского могильника, каменную дуговидную пластинку «цзоу» из ямы № 9 Иволгинского городища [Кочевники Евразии.., 2012, кат. 299; 291], сланцевые и каменные кольца «би» из погребений № 40, 114, 119 Дырестуйского могильника [Миняев, 1998, табл. 14; 98; 106].

§ 5. Предметы личного обихода

Все предметы, которые могли быть личными вещами погребенных, были унесены грабителями. Большинство золотых (позолоченных) украшений были найдены в грабительском шурфе или в погребальной камере рядом с ним. В 20-м кургане были найдены металлические подвески на деревянной основе, покрытой лаком с внешней стороны [Полосьмак и др., 2011а, с. 154, рис. 2.2]. На них с помощью штамповки нанесен орнамент в виде традиционных китайских «облачных лент». Такие же две серебряные подвески с позолотой и остатками деревянной основы были найдены в грабительском шурфе 22-го кургана (рис. 3.44). Окончанием шнурка на одежде могла быть золотая подвеска из толстой фольги с изображением свернувшего тигра (рис. 3.45). Подвеска была украшена несколькими мелкими вставками из бирюзы.

Скорее всего, остатками от украшений одежды в «варварском» стиле являлись небольшие золотые нашивки, выполненные китайскими мастерами в виде кружочков с орнаментом, выложенным из свернутой в трубочку золотой фольги (рис. 3.45), небольших прямоугольных пластинок с таким же образом выложенным орнаментом (рис. 3.45), тонких четырехлепестковых бляшек (рис. 3.45) и трубочек – своеобразных пуговиц, украшенных с торцов вставками из бирюзы, окруженной псевдозернью (рис. 3.45).

В 31-м кургане была найдена серебряная круглая бусина диаметром 10 мм, полая, тонкостенная (около 1 мм). В ней – два близко расположенных небольших отверстия для пропускания иголки с ниткой. Фрагмент нитки сохранился на глине, заполняющей полость бусины. Бусина отлита из сплава серебра и меди. Темный цвет бусины – результат образования на поверхности сульфита серебра (рис. 3.42).

Янтарная бусина (рис. 3.43), обнаруженная в 22-м кургане, имеет дисковидную форму и два сквозных перпендикулярных друг другу отверстий – одно (тонкое) горизонтальное проходит через середину боковой поверхности, другое (большее) – вертикальное.

В 22-м кургане было найдено шесть бусин из кристаллов пирита (рис.3.46). Мельчайшие кристаллы пирита с просверленными отверстиями были найдены при раскопках ноин-улинских курганов экспедицией П. К. Козлова. С. И. Руденко считал, что пирит был добыт в горах Ноин-Улы [Руденко, 1962, с. 60 47, 62, табл. LXXI, 2]. Бусы из кристаллов пирита были довольно широко распространены среди кочевников, на что указывал еще С. И. Руденко. Они были найдены во 2-м Пазырыкском и Башадарском курганах [Руденко, 1960, с. 60, с. 213], причем во 2-м Пазырыкском кургане они были найдены в изделии – пришитыми в каче¬стве украшения к подошвам женской обуви [Руденко, 1953, с. 120, табл. XXV, 2]. Эти крупные кристаллы и просверлены были особым образом – отверстия проделывались у их граней. Более мелкие кристаллы пирита, обнаруженные во 2-м Башадарском кургане, были просверлены так же, как и ноин-улинские, – отверстие проходило через весь кристалл, в плоскости, параллельной его продольным граням. Такие кристаллы действительно могли использоваться в качестве бус. Установлено, что с IV в. до н. э. бусы из кристаллов пирита были распространены в Средней Азии, где известно много их местонахождений [Аникеева, 2011, с. 149]. Из последних находок можно отметить кристаллы пирита в двух погребениях могильника Филипповка 1 [там же].

В районе грабительского шурфа на бревнах перекрытия в 22-м кургане были найдены две черепаховые миниатюрные шпильки для волос рядом с остатками головного убора (рис. 3.47). Три подобных украшения, являвшихся подвесками к крупным головным шпилькам, были найдены в 20-м кургане. Начиная с периода Воюющих Царств и до династии Хань включительно шпильки, сделанные из рога животного или панциря черепахи, были в Китае предметами роскоши. Среди хуннских древностей они известны только в ноин-улинских курганах.

В 11-м кургане было обнаружено 12 маленьких бронзовых лошадок (одинаковых односторонних отливок). Несколько фигурок найдено с кусочками ниток, кожи и меха (рис. 3. 49). Подобные бронзовые лошадки, «бегущие рысистым шагом», известны по раскопкам П. Б. Коновалова в Ильмовой пади (Забайкалье) – три экземпляра [Коновалов, 1976, табл. XIX, 18]. Шесть фигурок были найдены в ноин-улинских курганах еще при раскопках 1924—1926 гг. [Руденко, 1962, табл. XXXV, 1], девять штук с позолотой – в курганах Дуурлиг Нарс (Северная Монголия) [Xiongnu tombs.., 2009, p. 45]. Несколько экземпляров (случайные находки из различных аймаков Северной Монголии) хранится в частных коллекциях [The sword of heaven, 2011, cat. 33, 42]. Судя по находке в 11-м ноин-улинском кургане, эти отливки украшали одежду.

Подпоясывались хунну, по всей вероятности, шерстяными поясами со специальной петлей на одном из их концов [Руденко, 1962, рис. 31; таб. XII, 2] и поясами из ткани. Если и были кожаные ремни, то они в ноин-улинских погребениях не сохранились. Концы ремней были зажаты небольшими плоскими металлическими наконечниками – серебряными и золотыми (рис. 3.48), получившими распространение гораздо позднее. Кусочек яркого шелкового пояса с обломком металлической бляшки с изображением головы копытного животного был найден в 20-м кургане. Гораздо лучше сохранилась серебряная накладка на пряжку с железным язычком (он обломан) с изображением двух головок грифона и окантовкой в виде веревочного орнамента (рис. 3.52) в 22-м кургане. Фрагмент подобной накладки был обнаружен при раскопках 20-го кургана (рис. 3.50).

В 22-м ноин-улинском кургане была найдена сделанная из золотой фольги обкладка поясной пряжки (рис. 3.50, а, б) с чешуйчатым орнаментом. Такой же орнамент покрывал золотую фольгу на деревянном изделии из кургана № 2 Дуурлиг-Нарса [Xiongnu tombs ..., 2009, p.59]. Этот популярный орнамент в виде чешуи встречается не только в золотых изделиях, но и на нефритовых вещах (см., например, [Могила № 1..., 2013, р. 46, 47]). От другой пряжки осталась только часть – массивная золотая петля (рис. 3.53).

Довольно часто в хуннских погребениях различного ранга в Монголии и Забайкалье находят обломки китайских зеркал. Однако в ноин-улинских курганах фрагмент китайского зеркала находили лишь однажды – в 25-м кургане пади Суцзуктэ [Руденко, 1962, с. 92, рис. 65 г]. Вторая находка была сделана в 22-м кургане. В разных частях погребальной камеры кургана было найдено четыре фрагмента бронзового зеркала круглой формы диаметром 8 см (рис. 3.53). По сохранившейся части зеркала можно восстановить украшавший его поверхность орнамент. Скорее всего, зеркало было с орнаментом « «сы жу сы хуэй» – «четыре соска, четыре ядовитые змеи». Другой вариант названия данного узора – «сы жу сы чи» — «четыре соска, четыре безрогих дракона чи». Между орнаментом и ободком зеркала идет узор «чжи чи» — зубья гребня. В композиции «четыре соска, четыре ядовитые змеи» змеи обычно изображены в виде крючка, по обеим сторонам которого есть дополнительные украшения, чаще всего это птицы или другие мелкие животные [Ли Сюэмэй, 1998, с. 21]. На зеркале из 22-го кургана были изображены птицы. Зеркала с таким орнаментом Ли Сюэмэй и Сяо Бинъи относят к позднему периоду Западная Хань и раннему периоду Восточная Хань [Ли Сюэмэй, 1998, с. 61]. Наиболее популярны они были в поздний период династии Западная Хань [Ханьдай…, 2008, с. 309].

Аналогий зеркал с подобным орнаментом множество. Они были найдены, например, в погребальной камере кургана № 7 в пади Царам (Забайкалье) [Миняев, Сахаровская, 2007, рис. 3.7], в погребении № 3 могильника Ильмовая падь, в погребении из могильника Цисиндуй в предместье г. Гаоань, провинции Цзянси [Филиппова, 2000, с. 104], а также при строительных работах кумирни Хэшаньмяо в г. Иян пров. Хунань (сейчас зеркало хранится в городском музее г. Иян). Бронзовые зеркала, найденные в погребении № 8 в Тэвш-Уле [Törbat, 2011, p. 317, fig. 1:6)] и в погребении № 16 в Тариат [Ibid, fig. 1:7)], вероятно, также принадлежат к стилю «сы жу». Большое количество зеркал этого типа выставлено на китайских антикварных аукционах.

В связи с тем что для литья зеркал использовалась бронза того же состава, что и для литья монеты, для сохранения стабильного курса монеты и ее ценности литье и продажа зеркал строго контролировались. Во времена династий Хань ситуация была довольно стабильной. Большинство бронзовых зеркал было отлито в государственной мастерской Шанфан, подведомственной шаофу (т. е. налоговому ведомству при императорском дворе). Шанфан была подразделена на три секции: первая производила зеркала, две другие – ткань [Елисеефф В., Елисеефф Д., 2007, с. 179]. Право на отливку зеркал принадлежало императорской семье. В задачи ведомства входило также контролировать и запрещать отливку зеркал частным мастерским. Однако с конца династии Западная Хань появляются и частные мастерские, отливающие зеркала [Гудай…, 1997, с. 13, 25].

В ханьском Китае при изготовлении зеркал особое значение придавалось чистоте металла. Необходимость тщательного изготовления зеркал была обусловлена ритуально-магическими целями, что часто находило свое отражение в надписях на зеркалах. Китайские зеркала, помимо их использования по назначению, имели еще несколько функций: в качестве украшения бронзовое зеркало подвешивалось на пояс; оберегало от нечистых сил; часто зеркала клали в могилу к погребенным. Для умершего зеркало должно было служить предметом повседневного пользования в загробном мире: зеркало должно было рассеивать тьму, защищать от нечисти и обеспечивать спокойствие и отдых умершему [Гудай.., 1997, с. 4—7].

Зеркала, а чаще их обломки, находят во многих погребениях кочевников Центральной Азии, иногда и в Европе. Как отмечал Е. И. Лубо-Лесниченко, почти все ханьские зеркала, известные с территории Минусинской котловины, сохранились во фрагментах со сглаженными краями — факт, указывающий на то, что они долго находились в употреблении и высоко ценились местным населением [Лубо-Лесниченко, 1975, с. 11]. Вероятно, в культуре кочевников было особое отношение к китайским зеркалам, обладавшим необычным видом.

В заключение следует отметить, что все вещи, обнаруженные в курганах, были главным образом подарками императорского двора. Это указывает, в первую очередь, на высокий статус погребенных в больших ноин-улинских курганах людей и подтверждает сведения китайских летописей.

Скачать PDF главы