
«Мертвый город» Хара-Хото был открыт дважды
В начале XX в. в Южной Гоби экспедиция русского исследователя П.К. Козлова обнаружила древний тангутский город Хара-Хото, более четырехсот лет погребенный в песках. В руинах были найдены тысячи рукописей на разных языках, первые в мире бумажные деньги, сотни предметов буддистского культа и быта. Как с гордостью писал сам Козлов, «может быть, этому угасшему городу суждено будет всегда озарять мое имя географа». И лавры первооткрывателя Хара-Хото действительно достались путешественнику с мировым именем, а не его безвестному помощнику-буряту. Об интригующих обстоятельствах, связанных с этой археологической сенсацией XX в., рассказывает известный историк, д.и.н. А. И. Андреев из Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН
Открытие Хара-Хото состоялось, как и многие другие археологические находки, не на пустом месте. О том, что где-то в Южной Монголии, в верховьях р. Эдзин-Гол находятся древние развалины большого города, упоминали в своих книгах, со ссылкой на местное население, два известных русских путешественника – Г. Н. Потанин (1893) и В. А. Обручев (1901), однако сами они не пытались отыскать руины.
Взяв эти сведения на заметку, П. К. Козлов, ученик и соратник знаменитого Н. П. Пржевальского, еще во время первой самостоятельной Монголо-Камской экспедиции, посвященной изучению Восточного Тибета, пытался разузнать о заброшенном городе, но безуспешно. И готовясь к новой Монголо-Сычуаньской экспедиции, Петр Кузьмич, как он позже напишет, «в тайниках души лелеял заветные мысли» найти эти развалины в монгольской пустыне.
Шанс осуществить мечту предоставила путешественнику сама судьба – в лице кяхтинского бурята-казака Ц. Г. Бадмажапова, ранее участвовавшего в Монголо-Камской экспедиции в качестве переводчика. Устроившись по протекции Козлова в русский торговый дом, Бадмажапов сопровождал торговые караваны, нередко совершая многодневные переходы по гобийской пустыне, посещал Маньчжурию и Восточный Китай.
Но по прошествии нескольких лет Цокто перестала удовлетворять скромная роль коммивояжера, и весной 1905 г. он обратился к Козлову, в то время подполковнику Главного штаба – высшего органа военно-стратегического управления Вооруженных сил Российской империи, с просьбой помочь ему «получить казенное поручение от какого-либо учреждения», чтобы «доставлять нужные сведения и справки по каким-либо делам по силе своего знания». Так Бадмажапов стал негласным агентом Генштаба. Его подробными сообщениями в первую очередь пользовался сам подполковник при составлении обстоятельных записок, немало способствовавших его авторитету эксперта по монгольско-тибетским делам.
И в очередном письме от Бадмажапова, датированном 15 мая 1907 г., Козлов читает: «Я во время своей поездки в Эдзин-Гол сделал весьма интересное открытие, по крайней мере, я так думаю. Около песков между долинами Гойдза и Эдзин-Гол наткнулся на развалины Фара-Фото или Хара-дайшин, где специально дневал». К письму были приложены снимки, которые Бадмажапов просил показать вице-председателю Императорского Русского географического общества (ИРГО).
О своем открытии Бадмажапов сообщил также в Главный штаб и ИРГО, где в архиве сохранилась его рукопись о «поездке к развалинам» вместе с 13 фотографиями, запечатлевшими руины крепости и один из субурганов – буддийских ступ-реликвариев. В Хара-Хото Бадмажапов побывал дважды, во второй раз – специально с целью фотографирования. Похоже, зная о предстоящей экспедиции Козлова, он умышленно повел караван через низовье Эдзин-Гола, предварительно добыв у своих друзей-туземцев более или менее точные «координаты» развалин. Он скрупулезно описал дорогу в мертвый город, перечислив все встретившиеся ему ключи и колодцы. С такой информацией отыскать Хара-Хото было уже несложно.
Монголо-Сычуанская экспедиция началась осенью 1907 г. Информация, полученная от Бадмажапова, несомненно, придавала Козлову уверенность в успехе его поисков мертвого города, которые, однако, внешне выглядели вполне самостоятельными. Путешественник расспрашивал местных жителей о расположении развалин и получил от торгоутского князя верблюдов и проводника, который в конечном счете и привел экспедицию в Хара-Хото.
Наконец, 19 марта 1908 г. давнишняя мечта Козлова сбылась. Налегке, в сопровождении четырех спутников и двух проводников он кратчайшей дорогой добрался до Хара-Хото, где группа провела три дня, посвящая время раскопкам. Все найденное – книги, бумаги, украшения, предметы буддийского культа, наполнившие 10 пудовых ящиков, – было без промедления отправлено в Петербург. Кроме того, Козлов, согласно его словам, «тотчас же отправил монгольской почтой в Ургу и далее в Петербург, в нескольких параллельных пакетах, известия о фактическом открытии Хара-Хото».
Весной 1910 г. ИРГО впервые выставило на обозрение хара-хотинскую коллекцию Козлова, а император пожаловал начальнику Монголо-Сычуаньской экспедиции звание полковника с увеличением пожизненной пенсии в качестве награды за научное открытие, прославившее Россию. В том же году Козлов стал почетным членом ИРГО, а английское и итальянское королевские географические общества присудили ему большие золотые медали за исследование Центральной Азии, т. е., по сути, за открытие Хара-Хото.
А что же Баджамапов? Уже после того, как Козлов, по его собственному выражению, «фактически открыл» мертвый город, он вновь просит своего учителя и покровителя: «Напишите, пожалуйста, если можете, в Географическое Общество относительно описания моей поездки на Эдзин-Гол – пусть напечатают». Спустя некоторое время Бадмажапов вновь обращается с той же просьбой в ИРГО и Главный штаб, но из обоих учреждений последовала суровая отповедь: его притязания сочли неуместными теперь, когда всему миру было известно, что Хара-Хото открыл Козлов!
19 декабря 1909 г. обескураженный Цокто напишет Козлову: «Я удивляюсь, почему Географическое Общество выражает неудовольствие мне, и в чем Штаб находит большую нетактичность. Я совершенно не понимаю, и, кроме того, Вы помните, что как будто бы я написал что-то такое помимо Вас. Разве только то, что я открыл Хара-Хото и дал первый толчок к изучению Хара-Хото… Мне теперь страшно обидно то, что открывши Хара-Хото, и остаться виновным».
За открытие Хара-Хото Бадмажапов, как и остальные участники экспедиции, был отмечен по ходатайству самого Козлова, который писал своем рапорте в Главный штаб: «Как старожил местного края Бадмажапов оказал экспедиции ценные услуги и способствовал лучшим отношениям к местным властям, с которыми у него установились простые дружеские отношения». В результате «истинный» открыватель мертвого города получил орден св. Анны, однако остался недоволен и просил Козлова похлопотать о более полезной для него награде.
Судьба вновь сведет «соавторов» открытия Хара-Хото осенью 1923 г., когда Козлов приведет в Ургу свою Монголо-Тибетскую экспедицию. В доме Цокто он найдет приют, и радушный хозяин, как и прежде, будет оказывать ему всевозможные услуги, в том числе организует снабжение экспедиции продовольствием. А когда впоследствии Бадмажапов будет арестован ОГПУ и выслан в пятилетнюю ссылку, Козлов, по рассказам, до самой своей смерти в 1935 г. будет помогать ему по мере сил.
…В конце 1990-х гг. в Музее-квартире П. К. Козлова в Санкт-Петербурге была развернута фотоэкспозиция, посвященная открытию и раскопкам Хара-Хото. Среди редких фотографий – портрет Цокто Бадмажапова, имя которого неразрывно связано с именем знаменитого путешественника.
Подробнее об этом читайте в журнале «НАУКА из первых рук» в статье А. И. Андреева
