«Пламенный лектор, глубочайший мыслитель, потрясающий эрудит»
К 90-летию Игоря Васильевича Стебаева

Сегодня, 26 декабря, в день 90-летия со дня рождения Игоря Васильевича Стебаева мы начинаем публиковать его книжку эволюционно-экологических очерков «Кузнечик дорогой…», в которую он вложил всю свою любовь к этим «ангелам», «музицирующим существам» бесплотным, беззаботным и свободным. Читая эту чудесную книгу, вспомним профессора Стебаева доктора биологических наук, основателя и заведующего кафедрой общей биологии и экологии Новосибирского государственного университета, родоначальника сразу нескольких сибирских школ – почвенной зоологии, ортоптерологии, ландшафтной экологии и мирмекологии, большого ученого и блестящего педагога, за сорок лет работы в НГУ воспитавшего несколько поколений студентов. Многие из них и сейчас, спустя многие годы, став профессорами, вспоминают своего учителя с трепетом, нежностью и бесконечной благодарностью.

«… Благодаря маскирующей зеленой окраске и малой подвижности певчие кузнечики незаметны для нашего взгляда и присутствуют в воспринимаемом нами мире как бесплотные голоса природы, четче всего слышимые, конечно, их собратьями по виду. Они бьют в свои наковаленки чтобы там ни происходило, ни гремело в мире, и причина этого – в их особом слухе. Поскольку же песня кузнечика – это серенада для возлюбленной, то можно сказать, что не все музы, как это принято думать, молчат, когда гремят пушки» – «Кузнечик дорогой…»

Итак, каким был автор этих строк? Лучше всего на этот вопрос ответят «научные дети, внуки и правнуки» профессора, как называют себя его ученики.

Г. М. Длусский, профессор кафедры биологической эволюции биологического факультета Московского государственного университета:

«Я познакомился с И. В. Стебаевым в 1957 г. на кафедре энтомологии МГУ. Первую вводную лекцию он читал 4 часа без перерывов, и мы сидели раскрыв рты и даже не заметили, что перерывов не было, чему потом очень удивлялись, особенно курящие (я и Петя Хижинский). Он рассказывал не только об ортоптероидах, но затронул множество общих вопросов, о которых мы раньше не слышали. Из этой лекции я впервые узнал о жизненных формах, о принципе смены стаций, об основах биогеографии и ещё о многом. А потом пошли уже более конкретные занятия, и он их всегда сопровождал рассказами о биологии групп и объяснял по каким признакам лучше всего различать роды и виды. В результате ортоптер наша группа знала лучше других отрядов. Перед зачётом (а нужно было различать более сотни видов) мы ужасно тряслись, боялись ударить в грязь лицом. Но оказалось, что ни у кого не было никаких проблем, и вся группа (уникальный случай) сдала на отлично. Половина девочек была в него влюблена. Две из них на следующий год поехали с Игорем Васильевичем в экспедицию, и все им завидовали. Но по возвращении эти восторги несколько утихли, поскольку он заставил их тяжело вкалывать, и им это почему-то не понравилось.

<…> По плану Гилярова экспедицию должен был возглавить Стебаев, а я – быть при нём лаборантом. Игорь Васильевич развернул бурную деятельность. Никто не знал, как добывать почвенных насекомых в пустыне, и И. В. Стебаев a priori придумывал разные методы (специальные ловушки с приманками для закапывания в почву, гигантские сита для просеивания песка и т. п.). Всем этим пришлось заниматься мне – делать чертежи, доставать материалы, следить за выполнением заказов, выслушивать ругань начальника институтских мастерских (количество заказов превышало их возможности) и т.д. И вдруг он неожиданно уволился и уехал в Новосибирск. Звал меня с собой, но я отказался. Начальником экспедиции был назначен Борис Михайлович Мамаев, а всё заказанное оборудование (включая сотню цветочных горшков, которые предназначались для выведения почвенных личинок) оказалось не нужным. Оно довольно долго загромождало лабораторию, пока не было выкинуто при переезде в другое здание.

Потом мы встречались неоднократно (в Москве, в Новосибирске и даже в Варшаве) и много беседовали, но у меня сохранились только воспоминания об обсуждении работ по иерархии муравьев. Вот, пожалуй, и всё что я могу вспомнить. В целом, по моему мнению, Игорь Васильевич был блестящим педагогом и отличным ученым, но работать с ним было тяжеловато».

Ж.И. Резникова, доктор биологических наук, заведующая лабораторией поведенческой экологии сообществ ИСиЭЖ СО РАН, профессор, заведующая кафедрой сравнительной психологии НГУ:

«Когда я впервые встретила Игоря Васильевича в 1967 г., будучи первокурсницей НГУ, он очень напоминал д'Артаньяна периода «Двадцать лет спустя», то есть сорокалетнего (ему и было 42 года). Подвижный, порывистый, с яркими синими глазами и тёмной эспаньолкой, воспламеняющийся и воспламеняющий. Его лекции по зоологии беспозвоночных походили на эпические батальные полотна, где представители разных эволюционных ветвей сталкивались, скрежеща раковинами, панцирями и клешнями, разверзались морские бездны, горные цепи возникали на наших изумлённых глазах и пропадали в тумане истории, подчиняясь процессам сукцессии. Наука и искусство всегда шли у Игоря Васильевича рука об руку. Он увлекался живописью и поэзией, и сам писал маслом и сочинял стихи. Его образное мышление, помноженное на биосферный подход и дополненное фундаментальными знаниями не только в биологии, но и в геоморфологии, ландшафтоведении, почвоведении, зоогеографии, давало на лекциях эффект, потрясающий воображение.

<…> Хорошо помню момент, когда я после лекции ломким от волнения голосом спросила: «Игорь Васильевич, а можно на летней практике заниматься муравьями?» – и ответ: «Хотите заниматься муравьями? Пойдемте же, пойдемте!» Увлекаемая Игорем Васильевичем в комнатку, занимаемую кафедрой, я поведала ему о своих первых наблюдениях, навеянных чтением книги Лёббока «Жизнь и нравы насекомых». Чёрные садовые муравьи помещались маленькими группами на губчатое резиновое кольцо (вытащенное из родительского пылесоса), плавающее в воде. Деваться им было некуда, и муравьи, первыми нашедшие каплю мёда, без устали обменивались «сигналами» антенн с теми сородичами, которые находились от пищи далеко. «Пароль скрещенных антенн» (все мы помним название книжки И. А. Халифмана) сразу и надолго связал нас с Игорем Васильевичем. Муравьи были предметом одного из его многочисленных увлечений, да и какой энтомолог устоит перед странным очарованием кипящего деятельностью муравейника.

<…> Летняя практика в том году проходила на Алтае, студенческий отряд был размещён в здании школы, в селе Кызыл-Озёк, вблизи впадения реки Маймы в Катунь. Это была первая в моей жизни экспедиция, и я сразу была назначена «начальником» небольшой группы «муравьистов» — своих же сокурсников (все они стали впоследствии известными биологами, среди них доктора биологических наук Л. И. Серова и Т. М. Хлебодарова). Мы получили такое напутствие: «ищите, что найдете, и делайте, что хотите».

<…> Помню, как мы возвращались в кузове грузовика из Маймы, где купили оконные стёкла для огораживания муравейников (чтобы заставить соседей обнаружить свои территориальные притязания) и пластилин с нафталином (чтобы муравьи в отдельных опытах ходили в указанном нами направлении). С нами была Л. В. Высоцкая (тогда студентка-дипломница). С улыбкой, указав ей на вцепившуюся в большие стёкла первокурсницу, Игорь Васильевич сказал: «Вы видите абсолютно счастливого человека». Надо ли говорить, что так оно и было.

<…> Игорь Васильевич старался в своих рассказах установить преемственность поколений, и в своём общении с нами, первокурсниками, не ограничивался, конечно, историческими справками. На выездных экскурсиях, в вечерне-ночных бдениях у костра он много рассказывал об экспедиционных приключениях и учил нас петь песни. Слуха у него не было совсем, и пел он ужасно, мелодии едва угадывались в звуках, которые напоминали, скорее, гудение сантехники, но всё искупал энтузиазм, и мы готовы были бесконечно слушать. От Игоря Васильевича мы впервые услышали знаменитую «Холодную ночёвку». (По материалам сайта Ж.И. Резниковой ). 

Михаил Георгиевич Сергеев, доктор биологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей биологии и экологии ФЕН НГУ:

«Пламенный лектор, глубочайший мыслитель, потрясающий эрудит – таким Игорь Васильевич Стебаев останется в памяти не только его соратников и учеников, но и многих поколений студентов, аспирантов, участников разнообразнейших конгрессов и конференций. Как мыслитель он во многом опережал время и выходил за рамки парадигмальной науки, а многие его идеи не осознаны до сих пор. Он часто уходил с проторённого пути, продвигался по узкой тропке, а иногда просто прорывался через джунгли в ещё неизведанные края и увлекал за собой своих учеников.

Нестандартность Игоря Васильевича сказывалась во всём – и в исследованиях, и в преподавании. Его лекции всегда были ярки и образны, оценки на экзаменах – неформальны, а экспедиции — неожиданны. Он не только щедро делился своими идеями с окружающими его соратникам и студентами, но и впитывал идеи своих собеседников. Это всегда придавало общению с ним совершенно своеобразный характер.

Спустя время после его ухода из жизни понимаешь, что многое было сиюминутным. Остаются только крупные мазки, и именно они будут значимы ещё многие годы»

В публикации использованы материалы из книги «Кузнечик дорогой…» (Новосибирск: ИНФОЛИО, 2000) и «Евразиатского энтомологического журнала». № 9 (2) 2010