В поисках сокровищ богатыря Хара-цзянь-цзюнь. Неизданные труды С. И. Руденко

Археолог и антрополог, этнограф и культуролог, историк науки, магистр географии и доктор технических наук, автор двух десятков исследований по общей и инженерной гидрологии С. И. Руденко прожил долгую и непростую жизнь. Уроженец Харькова, детские годы провел на Урале, где его заинтересовала материальная и духовная культура коренного населения края — башкир.

После окончания Пермской гимназии Руденко учился на физико-математическом факультете Петербургского университета, но, закончив обучение, в 1910 г. уехал за границу для совершенствования в области антропологии и археологии, занимался в лабораториях и музеях Парижа.

В последующие годы Руденко, читавший как приват-доцент лекции на физмате университета в Петрограде, проводил этнографические исследования в Уфимской губернии. Он был одним из первооткрывателей сарматской культуры Южного Приуралья: в 1916 г. по просьбе внештатного члена Императорской Археологической комиссии М. И. Ростовцева он раскопал 4 курганных насыпи у д. Прохоровка Оренбургской губернии — эталонный памятник сарматской культуры. Эти результаты вошли в последний том серии «Материалы по археологии России», издаваемой Императорской Археологической комиссией.

Уже после защиты магистерской диссертации Руденко был избран профессором Томского, затем Петроградского университетов, занимал различные посты в Академии наук, Географическом обществе, Этнографическом отделе Русского музея… Он проводил археологические, антропологические и этнографические исследования на огромных пространствах Поволжья, Казахстана, Северо-Западной и Южной Сибири. Одна из его выдающихся находок — знаменитые Пазырык¬ские курганы на Горном Алтае, раскопки которых были начаты в 1929 г.

В эпоху «великого перелома» после октябрьской революции партийные и советские власти стремились перевести науку на марксистские рельсы, поэтому объектами нападок повсеместно стали старые «буржуазные» специалисты. Начиная с 1928 г. Руденко подвергался оголтелой травле со стороны ученых-марксистов, обвинявших его в антисоветских взглядах. Его имя стало нарицательным, как символ буржуазной науки: в Академии наук, музеях и вузах велась борьба с «руденковщиной» в археологии и этнографии.

5 августа 1930 г. Руденко был арестован по так называемому «делу историков» («академическому делу»). Двенадцать лет он пробыл в тюрьме, лагерях и «шарашках» Беломорканала и других «отдаленных» мест. Эти события коренным образом изменили жизнь ученого, который был вынужден заниматься проблемами гидрологии в связи со строительством гидротехнических сооружений. После освобождения и возвращения в Ленинград Руденко сначала работал в Государственном гидрологическом институте, и только в 1942 г. смог вернуться в любимую науку, поступив на работу в Институт истории материальной культуры АН СССР.

В послевоенные годы археолог провел крупномасштабные исследования на Камчатке и в Горном Алтае. Материалы его раскопок, представленные в экспозиции Государственного Эрмитажа, характеризуют яркую и своеобразную культуру алтайских кочевников скифской эпохи. Среди них уникальные находки в виде изделий из кожи и войлока, в том числе одежды, древнейшие в мире ковры и художественные ткани, оружие и предметы конской упряжи, деревянные колесницы, украшения...

Эти открытия, сопоставимые с великими археологическими открытиями XVIII—нач. XX в., сделали имя Руденко всемирно известным. Благодаря фундаментальному и разностороннему образованию и пройденной им школе полевых исследований ученый стал одним из пионеров применения методов естественных наук в археологии, возглавив с 1950-х гг. лабораторию археологической технологии в Ленинградском отделении Института археологии АН СССР.

Личный фонд С. И. Руденко в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН по богатству неопубликованного материала занимает особое место. Там хранятся несколько неизданных монографий: «Искусство палеолита народов крайнего Северо-Востока Азии» (1963—1964); «Угры и ненцы Нижнего Приобья (Историко-этнографические очерки)» (не позднее 1960 г.); «Дин-лины и современное им искусство минусинской бронзы» (1967), посвященная художественным бронзам карасукской и тагарской культур Минусинской котловины.

И сегодня у читателей есть уникальная возможность познакомиться с одной из неопубликованных работ выдающегося ученого — научно-популярной книгой «Мертвый город древнего Тангутского царства» (1968).

Путешествие в Мертвый город

Согласно тексту рукописи, город Ецзина (Эцзина), а по-монгольски Хара-хото (Черный город) был одним из главных городов древнего Тангутского царства династии Си-ся (1032—1227). Последнее занимало территорию Северо-Западного Китая, часть которого составлял Тибет.

Остатки города на берегу высохшего русла реки Ецзина (Эцзин-гол) сохранились до наших дней в сыпучих и безводных песках пустыни Гоби. Когда-то город был расположен среди цветущего оазиса, который орошался каналами из реки. В 1225 г. город был взят войсками Чингис-хана, и через два года история государства Ся закончилась. Русский географ и этнограф Г. Н. Потанин в своем труде “Тангуто-тибетская окраина Китая и Центральная Монголия” (1884—1886), писал: «Тут виден небольшой кэрим (стены небольшого города), много следов домов, засыпанных песком, разрывая которые находят серебряные вещи».

Последнее сообщение вдохновило другого русского путешественника, П. К. Козлова, отправившегося в эту область во главе Монголо-сычуаньской экспедиции Русского географического общества (1907—1909) для проведения археологических и этнографических исследований.

Местная легенда о гибели Хара-хото, рассказанная Козлову, гласила, что последний владетель города, богатырь Хара-цзянь-цзюнь, стоявший во главе непобедимого войска, намеревался отнять китайский престол у императора. Однако в ходе войны императорские войска окружили город и решили лишить осажденных воды. Реку Эцзин-гол отвели влево на запад, запрудив прежнее русло мешками с песком. Осажденные начали рыть колодец в северо-западном углу крепости и прорыли свыше 200 м, но воды так и не нашли.

Хара-цзянь-цзюнь решил дать противнику генеральное сражение, но на случай неудачи спрятал в выкопанном колодце все свои богатства. По преданию в колодец вошло не менее 80 арб и телег, в каждой по двадцать-тридцать пудов одного серебра, не считая других ценностей. Властитель умертвил двух своих жен, сына и дочь, дабы неприятель не надругался над ними, сам же в решительной схватке погиб вместе со своим непобедимым войском.

Взяв город, императорские войска разрушили его, но богатств не нашли. Говорили, что сокровища так и остались лежать там, несмотря на то, что китайцы соседних городов и местные монголы не раз пытались найти их. Свои неудачи они всецело приписывали заговору, устроенному самим Хара-цзянь-цзюнем. Однажды искатели сокровищ вместо богатств отрыли двух больших змей, ярко блестевших красной и зеленой чешуей.

Находки русской экспедиции

Войдя внутрь Мертвого города, экспедиция П. К. Козлова приступила к осмотру местности и выбору мест для раскопок. Самые известные находки были сделаны в одной из культовых глинобитных построек, субургане, расположенном в трехстах метрах от крепости. Субурганы — преемники известных древнеиндийских ступ — первоначально бывшие памятниками важных священных событий, впоследствии воздвигались в качестве гробниц для лам (буддийских монахов), известных святостью и подвигами во имя веры.

Раскопанный субурган, получивший название Знаменитый, был высотой 8—9 м и состоял из пьедестала, уступной середины и конического, разрушенного временем верха; в центре пьедестала был установлен шест. Вокруг шеста лицом к центру были помещены 12 больших, в рост человека, глиняных статуй, причем перед ними, как перед ламами, отправляющими богослужение, лежали огромные книги письма Си-ся. В субургане покоилась 50-летняя женщина (скелет находился в сидячем положении). Все богатства, собранные здесь — книги, образа, статуи, другие предметы — оказались беспорядочно разбросанными.

В Хара-хото экспедиция Козлова открыла богатейшую коллекцию, которую составили две тысячи книг и рукописей на тангутском, китайском, тибетском и уйгурском языках, образцы живописи на бумажных тканях, покрытые лаком, сотни металлических и деревянных скульптур, модели субурганов, до 300 образцов буддийской иконописи XII—XIII вв., в том числе образцы ткацкого искусства в виде гобеленов, свернутых на деревянные валики, и другие святыни из буддийских храмов. Найденные образцы тибетского письма резко отличались от образцов китайского письма и доказывали решающее влияние индийской живописи на древнюю тибетскую, а вместе с ней и на тангутскую.

Оказалось, что вопреки преданиям Эцзина был обитаем и после разрушения монголами Тангутского царства. Документы, найденные в кучах мусора внутри города, относились к периоду китайской династии Юань (1290—1366 гг.). Возраст китайских монет, найденных в городе, не выходит за пределы третьей четверти XIII в. То же подтверждают датировки китайской керамики временем династии Сун и Юань, и, возможно, началом династии Мин (1369—1694).

Хотя сокровищ богатыря Хара-цзянь-цзюня экспедиция Козлова так и не нашла, ее раскопки открыли культурно-исторические памятники мирового значения, по ценности намного превосходящие легендарные сокровища. Находки позволили ученым восстановить историю забытого тангутского государства Си-Ся, просуществовавшего около 250 лет на территории современного северного Китая.

Жители Тангута

Основываясь на всех доступных источниках — сообщениях китайских хроник и знаменитого путешественника XIII в. венецианца Марко Поло, данных о быте тангутов, сообщенных русскими путешественниками, посетившими Тангут в XIX в., а также материалах экспедиции Козлова, — Руденко дает исчерпывающую этнографическую характеристику населения древнего Тангутского царства.

Жители Тангута — тангуты и северо-восточные тибетцы, язык которых принадлежит к тибето-бирманской группе. Тангуты были предками тибетцев и пришли в Тибет, к озеру Куку-нор, в IV в. до н. э. По своему физическому типу тангуты, как и тибетцы, существенно отличаются от монголов и, на взгляд Руденко, скорее похожи на цыган. По вероисповеданию они в большинстве были буддистами, «среди них были туркоманы (уйгуры), незначительное число христиан и мусульман».

Тангутцы занимались охотой, скотоводством — разводили верблюдов, яков, крупный и мелкий рогатый скот, однако лошадей у них было мало. Помимо огородничества, они занимались земледелием : сеяли ячмень, пшеницу, горох, причем поля обрабатывали примитивной сохой, а комья земли разбивали колотушками.

Самым распространенным (а для кочевников — единственным) жилищем у тангутов была черная палатка, покрытая грубой тканью, изготовленная из шерсти яка. У тангутов процветало ткачество из верблюжьего волоса и шерсти яка. Там, где был лес, тангуты жили в бревенчатых домах-избах, а в безлесных районах — в домах из камня или сырцового кирпича, сходных с китайскими, окруженных высокими стенами (от 4 до 6 м высотой).

Как этнограф, Руденко дает и подробный анализ религиозных верований (буддизм, шаманизм), характеризует семейные отношения, обычаи и обряды, акцентируя внимание на полиандрии и полигамии тангутцев. Как археолог, ученый отмечает различия в погребальном обряде в различных регионах царства. Так, в северо-восточных лесах покойных сжигали; южные тангуты, напротив, бросали трупы на съедение птицам и зверям, а сжигали только особо почитаемых лиц, причем в скорченном положении (трупы связывали ремнями, притягивая ноги к голове).

НАУЧНЫЙ АРХИВ РОССИИ На Университетской набережной в Санкт-Петербурге, во дворе Кунсткамеры и Зоологического музея РАН, стоит скромный двухэтажный флигель. Широкой публике неизвестно, какие богатства скрывает это неказистое здание. Здесь расположено старейшее научное учреждение нашей страны — Архив Академии наук (ныне Санкт-Петербургский филиал Архива РАН), основанный по указу императора Петра II Алексеевича (внука Петра Великого) в январе 1728 г.
Современные археологи лишь эпизодически обращаются к архивным документам по истории изучения конкретных регионов и архитектурных памятников, пользуясь, как правило, материалами не более чем 100—150-летней давности. Такие документы сконцентрированы главным образом в Научном архиве Института истории материальной культуры РАН в Санкт-Петербурге, где хранятся дела, начиная с 1795 г. Научная же документация за вторую половину XX в. хранится в архиве московского Института археологии РАН.
Между тем тысячи документов по археологии регионов Российской империи–СССР XVIII—XX вв. хранятся в Архиве Академии наук. В их числе научные труды и рабочие материалы известных ученых, рисунки и картографические документы, планы и чертежи, фотографии, негативы, диапозитивы и т. п.
Материалы академического архива — ценнейший источник информации по истории науки, начиная с петровских времен. Здесь, в частности, хранятся по большей части неопубликованные материалы сибирской экспедиции Д. Г. Мессершмидта, документы академических отрядов Первой и Второй Камчатской экспедиции В. Беринга, Трапезундской военно-археологической экспедиции... До нас дошли также материалы комплексных полярных экспедиций Э. В. Толля, Г. Я. Седова, Г. Л. Брусилова, В. А. Русанова и многих других.
Среди материалов учреждений хочется особо выделить фонды Кунсткамеры (Музея-Института антропологии и этнографии) и Общества изучения Сибири при музее; Русского археологического института в Константинополе и т. д. В петербургском архиве также бережно хранятся личные фонды выдающихся ученых XVIII—XX вв., в том числе первого академика-историка Г. З. Байера, первого руководителя архива академика Г. Ф. Миллера, энциклопедиста М. В. Ломоносова, антрополога К. М. Бэра, историка и археолога А. С. Лаппо-Данилевского, путешественника П. П. Семенова Тян-Шанского, геолога С. В. Обручева, археолога А. П. Окладникова... Этот перечень имен ученых, составивших славу отечественной науки, можно продолжать и продолжать.
Петербургские архивисты, в чьем распоряжении имеется ценнейшая ретроспективная информация, приглашают коллег-археологов в свой архив. Они всегда открыты для совместных проектов — научных, издательских, выставочных.

Электронный адрес Архива: archive@spbrc.nw.ru

Рукопись монографии С. И. Руденко «Мертвый город древнего Тангутского царства» включает три варианта текста и черновые заметки. К счастью, помимо самой рукописи, до нас дошел полный комплект иллюстраций к готовившейся книге — фотографии, рисунки, карты. Это позволяет надеяться, что неизданная при жизни ученого работа в ближайшее время будет опубликована.